Вскоре серая пелена дождя закрыла от нее астрономический пункт и костер, пылавший на высоком крутом берегу. На север и северо-запад расстилалась безбрежная, поросшая низким кустарником заболоченная лесотундра. Идти в непогоду против ветра было невыносимо трудно — ноги проваливались в глубокие мочажины[24] между буграми или приходилось широко шагать через высокие, чуть не по пояс кочки.
Не в силах бороться с ветром, Муся свернула к реке, спустилась по склону сквозь редину ельников и вышла на широкую пойму Юр-Яги. Тут идти было легче. Поросшие елями склоны укрывали от ветра, а под ногами была твердая земля и полегшая густая трава. В кустах ивняка Муся неожиданно набрела на пересохшую старицу с заиленным дном и стоячей темной, как нефть, водой. Муся решила ее обойти. Вдруг за кустами послышались всплески и странные хлопки. Муся остановилась и прислушалась. Всплески и хлопки повторились снова и снова. Затем донесся тяжелый вздох и придавленный храп.
— Э-э-э-эй! Кто там? — как можно громче крикнула Муся.
В ответ раздались все те же непонятные звуки. Любопытство заставило Мусю спуститься к самой воде. Раздвинув кусты ивняка и примяв их ногами, чтобы не завязнуть в густой трясине, Муся увидела на противоположном берегу человека в лохмотьях.
Человек лежал ничком, пытаясь выкарабкаться на берег. Его ноги, с поднятыми отворотами бахил, погружались в воду, а туловище лежало на кустах ивняка и судорожно дергалось. Руки под грудью что-то крепко прижимали к земле. Повернувшись лицом вниз, человек пытался кого-то схватить на земле зубами, тяжело дышал и храпел. Он с кем-то боролся. Видимо, борьба началась давно, еще в воде, и продолжалась у берега. Не отпуская друг друга, противники увязли в трясине и старались выбраться на свободу. Из ватника и изодранных в клочья стеганых брюк торчала вата. За кустами в стороне на берегу лежала полевая сумка и одноствольная централка с патронташем. Увлеченный борьбой и обессилевший человек не услышал оклика.
Муся обогнула старицу и наклонилась над затихшим в изнеможении человеком. Серая, протертая до дыр кожаная тужурка расстегнулась, из-под нее выбился воротник ковбойки в красную и синюю клетку. Женщина с трудом узнала окровавленное, заросшее усами и бородой лицо.
— Сема! — тихо позвала она и по-матерински Положила ему на голову руку.
От неожиданного прикосновения тело Семы рванулось кверху и, прижимая к земле грудью добычу, прогнулось на животе. Он поднял голову и ничего не видящими, подернутыми влагой глазами в упор долго смотрел Мусе в лицо. Наконец неудобное положение расслабило мускулы, он шумно выдохнул воздух и беззвучно ничком опять прижался к земле и замер.
Теперь Муся разглядела с кем боролся Сема. Он, не выпуская добычи, старался выбраться из трясины. Одной рукой стиснул под животом за жабры огромную щуку, а другой окровавленное горло маленького чирка. Щука была еще жива и беспомощно шлепала хвостом по вязкой трясине.
Положение Семы было тяжелым. В заросшей старице он набрел на добычу, но изнуренный долгим переходом и голодовкой увяз в илистом дне. Может быть эта старица стала бы последним его ночлегом. Обессиленный, он не мог вытащить ног. И кто знает, нашли бы когда-нибудь его труп в этой отдаленной и никому не нужной старице? Так близко от цели! Всего в трех километрах от устья Юр-Яги!
Муся и Иван-Щука торопились сплыть вниз. Иван энергично налегал на весла. Муся легко управлялась на корме рулевым веслом. Неподвижное тело Семы лежало на дне лодки. Но Сема был жив. Крепкий организм брал свое, и силы возвращались не по дням, а по часам.
Сознание вернулось к Семе не сразу. Муся не могла одна справиться с полумертвым, как ей казалось, телом Семена и вырвать его ноги из вязкого дна. Она возвратилась к устью и приехала снова на лодке с Иваном-Щукой.
Сему с трудом втащили в палатку, раздели и завернули в спальный мешок. Иван-Щука растер спасенного спиртом. Но. глаза Сема открыл только после того, как ему с трудом раздвинули ложкой зубы и влили в рот живительного коньяка. Юноша долго полусонными глазами осматривал палатку, увидел Мусю и тихо попросил пить. Выпив две кружки крепкого, приторно-сладкого чая с добавкой коньяка и сгущенного молока, Сема попросил есть. Но вместо еды он увидел под носом Мусин кулак. Кулак был маленький, в потертой кожаной перчатке. Сема схватил его и пожал. Сразу наедаться после голодовки нельзя — есть надо сладкое и, постепенно разнообразя еду, увеличивать порцию — «въедаться в норму». Неподходящая пища да еще в большом количестве может оказаться после голодовки смертельной. Сема знал это и с трудом сдерживал страшное желание есть.
24