Потому что во снах я снова и снова переживаю предательство.
Раз за разом, два крепких стражника волокут меня по узким коридорам узилища. А мне всё кажется, что это чья-то глупая шутка, что этот кошмар вот-вот закончится. Я хочу что-то сказать, закричать, засмеяться, заплакать. Но сил не хватает даже на тихий всхлип. Как давно это было, а каждая секунда острой иглой врезалась в память.
Тихо раскачиваюсь на волнах полуяви, полубреда. Сознание постепенно угасает в паутине холода. Так хорошо. Кашель прошёл, оставив истерзанные лёгкие в покое, головная боль отступила, оставляя лишь легкое и в чём-то приятное головокружение. Ещё бы холод ушёл... и так лежать дальше... вечность.
Больше никогда не открыть глаз. Забыть дышать. Но я не зову тихую госпожу, знаю: она придёт, когда наступит время - ни мгновением раньше или позже.
Может, я сошёл с ума?
Какая разница...
По коридору глухим эхом раздались шаги надсмотрщика. Человек передвигался рывками, делая маленькие шажки, и сильно хромая на ногу. Так я их различаю - по шагам. Перевернулся на другой бок к стене, чтобы нельзя было разглядеть моё лицо. Только один раз я позволил себе показать свои глаза. Больше эта ошибка не повторится.
- Не сдох ещё? - голос отозвался новым приступом боли, а надсмотрщик, будто специально, ещё провёл какой-то палкой по ржавым прутьям решётки, вырывая у меня тихий мучительный стон. - Не сдох, значит, - с каким-то мрачным удовольствием констатировал мужчина.
- Я тут подумал, а что это ты у нас занимаешь целую камеру? Не жирно будет? Может ещё отдельные апартаменты предоставить? Так что после ужина переедешь, голубчик, в другую камеру. Там тебе будет веселее.
После чего по коридору снова раздались столь неприятные на звук шаги. К моей камере опять приблизилась стража, за ней обжигающе ледяное дыхание Бездны. Совсем близко. Казалось, они стояли прямо надо мной.
Вдох, выдох.
Вдох, выдох...
Как же холодно...
Мучительно хотелось повернуться лицом к решётке и открыть глаза. Мне казалось трусостью - встречать их, повернувшись спиной, лёжа в защитной позе эмбриона. Ещё один хриплый вдох и сознание привычно заволакивает пелена воспоминаний.
Родители...
Первая смерть...
Мои руки в чужой крови...
Перехватывающий предназначающуюся мне стрелу Ферл...
Счастливо улыбающийся Шарисс...
Адриан с перерезанным горлом...
Детская обида в глазах Эрика...
Тихо поскрипывающая колыбель...
Кровь на полу деревенского дома...
Ирэн...
Они смотрят на меня, не осуждающе или ненавидяще. Пока просто смотрят. И это не выносимо. Лучше бы они кричали, обвиняли, проклинали...
Так скоро будет. Совсем скоро.
Шёпот.
Иногда я слышу тихий шёпот. Они хотят мне что-то сказать, но всё теряется в новой круговерти воспоминаний. В новых приступах боли. Тогда лица превращаются в маски и на них проступает злорадство. Но пока я не верю в это. Только пока. Бесполезное занятие искать истину там, где её нет. Слишком много времени я потратил на это, что бы понять...
Безумие совсем близко. А может быть я уже давно безумен? Возможно, рассудок повредился настолько, что перестал это замечать? И я смеюсь протяжно, хрипло, но смеюсь... Пока окончательно не проваливаюсь в холодную пустоту.
- Здравствуй, Сергей.
Медленно поворачиваюсь к нему. В серых стенах, пропитанных отчаяньем и страхом, он кажется каким-то неземным существом. Спокойные глаза с капелькой брезгливости. Чистое лицо. Собранные в хвост ухоженные волосы. Безупречная одежда без единой складочки.
Хранитель моих кошмаров.
- Здравствуй, Эрик, - еле слышно говорю ему. Он чуть морщится, но не возражает против такого обращения. - Ты ведь не оставишь меня... продолжишь мучить
- Я всего лишь показываю тебе твои ошибки. Посмотри на себя - и это спаситель? Ты жалок, - он стоит, прислонившись к грязной стене, так расслабленно, словно просто отдыхает. - Скажи, чего ты добился? Ты ведь сделал всё что хотел? Исполнил свои мечты? Ты счастлив, Сергей?
Я снова отворачиваюсь к стенке, в бреду повторяя привычное движение, заставляя околевшее тело двигаться.
- Глупый, наивный мальчик. Я вижу, как ты хочешь плакать, как ты устал, как тебе больно. Во снах ты плачешь и зовешь свою мать... Да, днём ты можешь терпеть боль и холод, но ночь выдает тебя. Преданный мессия. Грязный, выброшенный щёнок. Распятое божество...
Его тихий смех раздаётся совсем близко.
- А знаешь, мне тебя не жаль. Совсем. Наоборот, я искренне наслаждаюсь твоей болью. Твоим отчаяньем. Я ведь предлагал тебе присоединиться ко мне. У тебя было бы всё. Власть, сила, знания. Любой твой каприз, всё бы исполнялось по мановению мизинца. Но ты выбрал другой путь. Такой красивый, яркий. Вот только финал разочаровал. Не находишь? Скажи, ты счастлив, что остался верен великому свету? Он не слепит тебя? Не выжигает изнутри раскаленной болью предательства? Чем тебе так не понравилась безумная госпожа? Ответь мне...
Снова хрипло смеюсь, мне плевать на боль.
- Ты не переубедишь меня. Я убью тебя снова, если придётся. Всё равно откажусь. Ненавижу.
- О, да! Теперь ты знаешь, что такое ненависть. Я вижу в твоём сердце её следы. Словно раковая опухоль, она расползается по всему твоему естеству, заполняя собой разум. Сергей, милый мой Сергей... Знай, чтобы ни случилось, ты будешь жить. Ты заслужил эту боль, а я маленькую радость. Я отпущу тебя только тогда, когда сполна наслажусь твоей агонией.
- Ты не сможешь... - так хочется кричать. Так не выносимо слушать этот голос, - ты бессилен, я убил тебя. Тебя нет - это безумие, болезнь. Я сошёл с ума. Тебя нет... нет... нет...
Как же мне холодно.
Он отвечает искренней, почти детской улыбкой.
- Конечно, Сергей, я уже давно умер. Моё тело бросили в грязную яму и забросали землёй. То же самое сделают и с тобой после смерти. Мы ведь так похожи. Да, Сергей, я мёртв!
Эрик счастлив. Он кричит эту фразу чистым звонким голосом.
- Я мёртв! А ты жив. Ты безумен. И ты сгниёшь здесь заживо. Ты прав, меня нет. Я лишь плод твоего больного воображения. Воплощение твоих кошмаров и ошибок. Это ты сам говоришь с собой. Ты сам себя ненавидишь. Ты счастлив, что сгниёшь заживо. И будешь наслаждаться своей агонией до конца. Ты сошёл с ума, но это не отменяет боли...
В сознание меня привела вспышка резкой боли в боку. Надсмотрщик сдержал обещание и вернулся в тот момент, когда я был в обмороке. А что как не хороший удар лучше всего приводит в чувство?
- Вставай, падаль! - рыкнул он, встряхивая меня.
Потом мне надели наручники, блокирующие магию, и вытолкнули в коридор. Тут волей неволей пришлось открыть глаза, хорошо, что мой провожатый шел позади, ощутимо тыкая меня в спину палкой каждый раз, когда я спотыкался или сбивался с шага. Моя новая камера находилась на четыре этажа выше прежней. Тут было намного холоднее, на лестничных пролётах отсутствовали целые куски стен. Верхние этажи тюрьмы утопали в свинцовых тяжёлых облаках, покрывающих такое прекрасно и недоступное небо.
В детстве я думал, что на облаках живут ангелы. И они смотрят на наши земные дела с такой невообразимой высоты, что проблемы кажутся глупыми, мелочными. Наверное, про меня забыли, или мой хранитель отрёкся от меня, может, он просто такой же неудачник, как и я. Не знаю... неважно.
Из раздумий меня вывел ещё один удар в спину.
Если отсюда спрыгнуть, можно успеть, не только насладиться полётом и вспомнить всю свою жизнь, но состариться и умереть.