Хильер указал на одну из фотографий:
– Номер первый – в парке Ганнерсбери. Десятого сентября. Найден утром, в четверть девятого, мужчиной, который совершал пробежку и завернул в кусты облегчиться. На территории парка находится старый сад, частично огражденный стеной, неподалеку от Ганнерсбери-авеню. Похоже, именно этим путем преступник и проник туда – две заколоченные калитки выходят из сада прямо на улицу.
– Но умер он не в парке, – заметила Барбара, кивая на снимок, на котором подросток лежал навзничь на подстилке из травы между двумя кирпичными стенами.
Ничто не указывало на то, что поблизости разыгралась борьба не на жизнь, а на смерть. Более того, то же самое можно было сказать и об остальных фотографиях из этой серии: ни на одной из них не было ничего, что ожидаешь увидеть на месте убийства.
– Верно. Умер он не здесь. И вот этот – тоже. – Хильер сгреб следующую пачку фотографий, на которых худенький подросток был уложен поперек капота автомобиля – столь же аккуратно, как и тело в парке Ганнерсбери. – Этот был найден на парковке в конце переулка Квинсуэй. Около пяти недель назад.
– А что говорит отдел убийств из местного участка? Осталось ли что-нибудь на камерах скрытого видеонаблюдения?
– Та стоянка не оборудована камерами, – ответил Линли на вопрос Барбары. – Вместо них везде развешаны таблички, предупреждающие, что на территории «может вестись видеонаблюдение». Этим меры безопасности и ограничиваются.
– А вот это Квакер-стрит, – продолжал Хильер, имея в виду третью серию снимков. – Заброшенный склад недалеко от Брик-лейн. Двадцать пятое ноября. И наконец… – Он собрал последнюю пачку фотографий и придвинул их Барбаре. – Его нашли в парке Сент-Джордж-гарденс. Сегодня.
Барбара изучила четвертую серию снимков. Здесь тело обнаженного мальчика лежало на могильной плите, покрытой лишайником и мхом. Сама плита располагалась на лужайке, возле извилистой тропинки. Поодаль кирпичная стена отделяла от лужайки не кладбище, как можно было бы подумать, увидев надгробия, а сад. Из-за стены виднелись гаражи и многоквартирный дом.
– Сент-Джордж-гарденс? – переспросила Барбара. – Где это?
– Недалеко от Расселл-сквер.
– Кто нашел тело?
– Сторож, который открывает парк каждое утро. Наш убийца попал внутрь через ворота на Гандель-стрит. Они были закрыты на замок как положено, но ни одна цепь не устоит перед соответствующим инструментом. То есть он открыл ворота, въехал на территорию парка, уложил свой груз на могильную плиту и двинулся обратно. По пути остановился, чтобы обмотать цепью створки ворот – так, чтобы прохожие ничего не заметили до поры до времени.
– Отпечатки шин в парке остались?
– Есть два вполне четких следа. Сейчас с них делают слепки.
Барбара показала пальцем на жилой дом, виднеющийся на заднем плане за гаражами.
– Свидетели?
– Констебли из местного участка делают поквартирный обход.
Барбара подтянула к себе все фотографии и нашла среди них четыре снимка, на которых жертва видна была лучше всего. В глаза сразу бросились отличия – и все существенные – между последним трупом и первыми тремя. Хотя все четыре тела принадлежали подросткам мужского пола и убиты они были одинаковым способом, четвертая жертва была единственной обнаженной и к тому же с макияжем на лице: помада на губах, тени на веках, подводка и тушь – размазанные и полустертые, но по-прежнему яркие до вульгарности. Помимо этого, убийца особо отметил тело, взрезав его от грудины до талии и нарисовав на лбу убитого странный символ. С точки зрения политических последствий наиболее опасной была расовая принадлежность убитых подростков. Только один мальчик был белым – последний, накрашенный. Остальные – цветные: один был чернокожим, а двое других – смешанной национальности: негритянско-китайской, вероятно, или негритянско-филиппинской, или какой-то еще, с примесью негритянской крови.
Выделив последнюю деталь, Барбара поняла, почему до сих пор не было ни статей во всю первую полосу, ни телевизионных репортажей, ни, что хуже всего, каких-либо слухов в Скотленд-Ярде. Она подняла голову.
– Расизм на государственном уровне. Вот в чем нас будут обвинять, да? Никто во всем Лондоне – ни на одном участке из тех, где были найдены тела, – не врубился, что мы имеем дело с серийным убийцей. Никому в голову не пришло сравнить записи. Этот парнишка… – она подняла фотографию чернокожего мальчика, – может, о его исчезновении заявили в Пекеме. Может, в Килбурне. Или в Льюисхэме. Или где-то еще. Но его тело оказалось брошенным не там, где он жил и откуда пропал, а потому копы его родного участка решили, что он сделал ноги, палец о палец не ударили и, соответственно, не сопоставили его данные с информацией об убийстве, которое произошло совсем в другом районе. Я правильно поняла?