Но чего он добивается этими своими выходками? Неужели он так ничтожен, что пытается свести счеты при помощи мелкого хулиганства? Если так, на здоровье. Рано или поздно это ему надоест, и он утихомирится, раз и навсегда поняв, что караван будет идти, сколько бы ни лаяла собака. Но в это верится с трудом, тем более, что рядом с ним Баландин. Баландин, который фактически без вины отсидел долгих одиннадцать лет и который вряд ли удовлетворит свою жажду мести мелкими пакостями".
Рогозин поморщился, включил указатель правого поворота и свернул к обочине, плавно гася скорость. На заднем сиденье горестно вздохнул получивший временную отставку водитель: мол, я же говорил... Чертов мент с полосатым жезлом даже не подумал посторониться, когда огромный лимузин почти бесшумно проплыл в паре сантиметров от его перепоясанного белой портупеей брюха. Из окошка стоявших на обочине милицейских "жигулей" торчало тупое рыло ручного радара. Ну конечно, подумал Рогозин. Пост - вот он, на знаке сорок, а я выжимал все сто, а то и сто двадцать...
В боковое зеркало он видел, как подъехал и остановился в паре метров позади джип с охраной. Тонированные стекла внедорожника синхронно скользнули в пазы. Правильно, подумал Рогозин. Менты ментами, скорость скоростью, а осторожность не помешает. Мало ли, из чьих рук кормится вот этот инспектор?
- Старший прапорщик Головкин, - представился инспектор. - Попрошу документы.
Рогозин молча протянул документы в открытое окно, Просто чудо что за денек, подумал он в сотый раз. Пришла беда - открывай ворота.
Инспектор вертел его права так и этак, как будто видел подобный документ впервые в жизни. Рогозин сидел с каменным лицом, барабаня пальцами по рулю. Он вдруг разозлился. "Вот хрен тебе, сволочь пузатая, - решил Юрий Валерьевич. - Скорость я превысил? Ладно. Получишь штраф и ни копейки сверху. И квитанцию напишешь, как миленький. Разбаловали вас, дармоедов..."
Старший прапорщик вздохнул и зачем-то принялся листать растрепанный блокнот, который вынул почему-то не из планшета, а прямо из кармана форменных брюк. Он утомительно долго искал в нем какую-то запись, водя по строчкам толстым пальцем, наконец нашел, недоумевающе хрюкнул, снова посмотрел на права и сразу же - на Юрия Валерьевича, будто сомневался в подлинности фотографии.
- Ну, - не выдержал Рогозин, - в чем дело, прапорщик? Я спешу.
- Придется пройти, - непреклонно ответил инспектор. - Для выяснения.
- Что вы намерены выяснять? - надменно осведомился Рогозин, не трогаясь с места.
- Вашу личность, - ответил инспектор.
- А что тут выяснять? У вас в руках мои права и документы на машину. Если хотите, могу предъявить паспорт, хотя я сомневаюсь, что вы имеете право этого требовать.
- Все равно придется пройти, - с ослиным упрямством повторил чертов мент.
Он двинул плечом, и тупорылый милицейский автомат, до этого болтавшийся у него за спиной, как-то вдруг перекочевал к нему под локоть, нацелившись своим похожим на воронку раструбом не то чтобы прямо Рогозину в лицо, но и не совсем мимо.
Юрий Валерьевич услышал, как на заднем сиденье тревожно шевельнулся водитель, и глянул в боковое зеркало. Все четыре дверцы стоявшего поодаль джипа разом открылись, и четыре ноги одновременно коснулись пыльного асфальта, как будто "ниссан" вдруг превратился в невиданного паука. Эге, подумал Рогозин. Вот это уже лишнее...
- Послушайте, прапорщик, - сказал он, открывая дверцу. - Если вы настаиваете на том, чтобы я куда-то с вами пошел, я согласен, но при одном условии.., нет, даже при двух: во-первых, уберите автомат, а во-вторых, объясните, в чем дело. Я управляю крупной фирмой, а вон те люди в джипе моя охрана. Поймите, у меня в мыслях нет вам угрожать, но ведь на вас не написано, настоящий вы инспектор или липовый. Как бы чего не вышло, знаете ли...
- Да, командир, - сказал с заднего сиденья водитель Рогозина. - Что-то ты темнишь, а у нас работа знаешь, какая нервная?
Прапорщик вдруг стал пятиться от машины, медленно поднимая автомат. Бред собачий, подумал Рогозин, глядя в черный раструб, обведенный блестящим кружком дульного среза. И, главное, ни с того ни с сего...
- Всем стоять! - надсаживаясь, закричал прапорщик и вскинул автомат. Уберите оружие! Отгоните джип к чертовой матери!
- Опустите автомат, прапорщик, я иду с вами! - заорал в ответ Рогозин.
Прапорщик недоверчиво посмотрел на него, но увидев, что джип с охраной задним ходом пятится вдоль обочины, щелкнул предохранителем.
- Это другое дело, - сказал он с видимым облегчением. - Ну и правильно. Зачем усугублять?
Рогозин плюнул и двинулся за ним к стоявшей неподалеку застекленной будке поста.
Здесь его подстерегал очередной сюрприз, в который трудно было поверить. Он даже не сразу понял, о чем толкуют старший прапорщик и молодой лейтенант, обнаружившийся в будке. Когда до него наконец-то дошел смысл сказанного, он расхохотался и хохотал не меньше двух минут, заставив инспекторов сомневаться в своей вменяемости.
Оказалось, что эти долдоны два часа назад получили ориентировку, в которой говорилось, что принадлежавший Рогозину "бьюик" угнан, а сам Рогозин погиб от руки угонщиков, так что его машина и документы, скорее всего, используются преступниками. В ориентировке было сказано, что человек, завладевший документами убитого Рогозина, вооружен и очень опасен.
"Ты покойник", - вспомнилась Рогозину дурацкая надпись, каждые двадцать минут появлявшаяся на мониторе его компьютера. Теперь она уже не казалась ему такой идиотской. Он был уверен, что, вернувшись домой, обнаружит там каких-нибудь наследников, явившихся, чтобы вступить во владение его имуществом, - например, троюродного брата, который жил в Омске и был хроническим алкоголиком. Звали брата, кажется, Толиком, но Рогозин не был в этом уверен.
После полуторачасовой беседы с представителями закона он начал сомневаться даже в том, что он - это он, а не таинственный преступник, завладевший его документами. Отпустили его только к вечеру, и к этому времени он был выжат, как лимон, трясся мелкой дрожью и мечтал только об одном: задушить кого-нибудь голыми руками. Лучше всего Чека, но на худой конец сошел бы и Канаш.
Добравшись, наконец, до своей дачи, он первым делом хлопнул стакан водки и сразу же позвонил Канашу.
- Валик, - сказал он, - с этим пора кончать.
- Да, - ответил Канаш, - я с вами абсолютно согласен.
***
"Волга" была знакомая - та самая, на которой Илларион и Мещеряков ездили к Чеку. Мещеряков с неохотой отдал Иллариону ключи, зная, что в экстремальных ситуациях Забродов думает о сохранности машины в последнюю очередь. Для него автомобиль был не только средством передвижения, но и вообще универсальным подручным средством, которое бывший капитан спецназа использовал без тени жалости и с большой фантазией, свойственной ему во всех случаях жизни. Судя по безмятежному виду Забродова, сейчас наступал как раз такой момент, и полковник Мещеряков на секунду задержал ключи от оперативной "волги" в своей ладони.
- Ладно, ладно, - проворчал Забродов, видя его нерешительность, и ловко выдернул ключи у Андрея из пальцев. - Небось, не жену отдаешь.
- И даже не ее машину, - язвительно добавил полковник, намекая на те несколько случаев, когда Забродов брал напрокат "жигули" госпожи полковницы, всякий раз возвращая груду металлолома. - Нет, скажи, ты правда заявил этому Канашу, что всегда держишь слово?
- Старый козел, - не слишком изящно уклонился от ответа Забродов и уселся за руль, Мещеряков открыл рот, чтобы ответить, снова закрыл его и двинулся к поджидавшему его служебному автомобилю. Забродов, как всегда, провоцировал ссору, чтобы отвлечь внимание приятеля от того факта, что вызывает огонь на себя. За долгие годы знакомства полковник успел привыкнуть к этой его манере, но все равно всякий раз попадался на удочку, поневоле испытывая к уходящему на дело Забродову не пиетет, которого тот, несомненно, заслуживал, а глухое раздражение. Впрочем, подумал полковник, это раздражение тоже не назовешь беспочвенным: Илларион способен довести до белого каления кого угодно.