– Как она выглядит?
– Кто, Ирина? – Он выдал мне свое обстоятельное описание её, которое вмещало двенадцать абзацев и разожгло жар моих ожиданий до такой степени, что я обратился в огненный шар желания, упования, влечения и вожделения.
– Ладно, – наконец ответил я, – ладно, я понял. Какой, ты говоришь, номер её рейса?
И вот мы в машине едем по Пико ко мне домой, а моё приглашение поужинать, включая все его скрытые смыслы, повисло в воздухе между нами. У себя в квартире я загодя разложил в задней комнате диван-кровать, задвинул в угол торшер, малость прибрался. Насчет отеля она даже не заикалась, а я и не спросил. Я бросил взгляд вперед на дорогу, затем снова на неё. – Ты ведь устала, да?
– А ты, Кейси, случайно, не в Беверли-Хиллз живешь? – спрашивает она.
– В Сенчери-сити, – отвечаю я. – Это по соседству с Беверли-Хиллз.
– В особняке?
– В квартире. Она хорошая. Места полно.
Она повернула свою бейсболку Доджерз так, что козырёк лёг поверх копны выгоревших на солнце волос. – А, я выспалась в самолёте, – заявила она, прибавив к мощи своей улыбки еще один балл. – Так что я не уставшая. Ни капельки.
Вышло так, что Ирина осталась жить у меня на ближайшие два месяца. Она устроилась в моей задней комнате словно бедуин, основавший форпост среди пустыни, и за неделю её шмотки валялись уже по всей квартире, абсолютно все, от плюшевой панды, водруженной на телевизор, до шерстяных носков, брошенных под кухонным столом, и женских романов серии "Арлекин", расплодившихся по ковру как поганки на поляне. К моим же вещам она применила халявный, коммунистический подход – так, к примеру, она не видела ничего зазорного в том, чтобы разбрасывать по всему дивану мои классические альбомы Колтрейна. Или другой пример – она как-то махнула в Беверли-Центр на моём восьмисот-долларовом внедорожном велосипеде Бьянчи, который просто бросила там у входа, не попросив кого-то как-то запереть или привязать его, (после чего его мигом и упёрли). А уж то, что она пользовалась моим телефоном так щедро, словно тот был бесплатно предоставлен государством для жильцов и их гостей, само собой разумеется. Не очень прилежная и не очень любящая, а скорее, очень не любящая, трудиться, она являлась вызревшим плодом трех поколений так называемого «рая трудящихся», этой мрачной бескрайней, трещащей по швам, империи, где инициативнось и амбициозность трудящихся не ставились ни в грош. В моих словах звучит горечь? Да, мне горько. Беда в том, что в то время я не знал всего этого, а если бы и знал, то мне было бы наплевать. Все, что я понимал тогда, были её улыбка, её волосы и близость её тела, всё, что я понимал, это то, что она в своей комнате, что она распаковывает вещи и наряжается к ужину.
Я повёз её в суши-бар в Уилшире, рассчитывая впечатлить её своими светскостью и приверженностью интернационализму, но был поражён обнаружить, что она не только является знатоком эби, унаги и кацуо, но и что заказывает всё это на приличном японском. На ней было глубоко декольтированное мини-платье из какой-то блестящей хрупкой ткани, туго зачесанные назад волосы красовались на затылке массивной пышной пампушкой, также она явно попотела над своим макияжем. Шефповар суши-бара просто стелился перед ней и, стрекоча что-то по японски, сооружая для неё экзотические фигуры из редиса и моркови и штамповал набор своих фирменных блюд из фугу, японской рыбы семейства иглобрюхих. Меня же, регулярно посещавшего его заведение в течение двух лет, он едва удостоил взгляда. – Э-э, Ирина, – сказал я, после того, как шеф-повар, неохотно оставив нас, побрёл на кухню, чтобы приготовить роллы из гребешка для соседней парочки, – где ты учила японский? В смысле, я восхищён.
Она помедлила, демонстрируя искусно зажатый между губами ломтик норвежской сёмги, затем утёрла рот и выпалила, – А, ерунда ... в 1986 году мне довелось провести в Японии полгода.
Я удивился, – Разве они ... ну, ваши власти, ... разрешали тогда вам выезжать?
Она подмигнула мне, – Тогда, Кейси, я была студенткой факультета иностранных языков Московского госуниверситета ... как мне ещё было изучать иностранные языки, если не с помощью посещения тех стран, где на них говорят? – Повернувшись к своей тарелке, она выдернула какой-то кусочек из одного из творений, выставленных им перед нами шеф-поваром. – А кроме того, – добавила она своим тонким голоском, словно бы говоря в тарелку, – в Москве у меня есть один человечек, который может решать вопросы, и даже очень серьезные.