«Укрепление законности, — отметил он, — повышает культурность населения, его правосознание. Многие думают законность утвердить циркулярами, строгими административными мерами и т. д. Я не отрицаю известного значения таких мер, но было бы наивно думать, что только ими можно ее восстановить. Достаточно вспомнить, что в нашей стране в прошлом законность никогда не занимала почетного места.
…Было бы слишком самонадеянно и неправильно, если бы мы думали, что за годы революции мы далеко ушли в этом отношении от дореволюционного периода. Конечно, у нас очень выросло чувство самодостоинства в массах. Рабочий, крестьянин, городской обыватель сейчас куда более ревнивей относится, чем это было до революции, к нарушению их прав.
Это — бесспорно, положительное завоевание революции. Но параллельно с этим война и гражданская борьба создали громадный кадр людей, у которых единственным законом является целесообразное распоряжение властью. Управлять — для них значит распоряжаться вполне самостоятельно, не подчиняясь регламентирующим статьям закона»[75].
III съезд Советов Союза ССР 20 мая 1925 г. принял постановление «О точном проведении революционной законности». Все его содержание свелось к следующему:
III Съезд Советов Союза ССР Президиуму Центрального Исполнительного Комитета Союза ССР:
1. Соответствующим законодательным актом ограничить административные штрафы как в городах, так и селениях только определенными размерами и случаями, устанавливаемыми в законодательном порядке.
2. Выработать и издать постановление об ограничении конфискации имущества по суду, а также продажи имущества за неуплату налогов, штрафов и т. п.[76]
Несмотря на выступление М. И. Калинина на этом съезде, его решение в соблюдении твердой законности на практике почти ничего не изменилось…
В этом мы убедились, познакомившись с докладом Г. К. Орджоникидзе на XV съезда ВКП(б). Из доклада следовало, что в суде «дела тянутся страшно долго, привлекают к суду очень часто необоснованно: например, в народных судах, в РСФСР, за 1926 год закончено 1 427 776 уголовных дел. По этим делам привлечено 1 906 791 человек. Огромный процент этих дел — 34,6 % прекращены и 25,4 % оправданы. Оправданных по суду и привлеченных по делам, которые были прекращены по одной РСФСР, — 1 060 687, а людей все-таки вызывали, людей все-таки таскали, не подумав заранее, не разобравшись толком, надо предавать суду или не надо.
Украина не отстает от РСФСР; здесь, очевидно, идет соревнование. За 1925–1926 гг. по уголовным делам вызвано было в УССР 438 783 подсудимых, 2 074 470 свидетелей, по гражданским делам 1,5 миллиона и 5869 экспертов. Всего, таким образом, по УССР вызывалось в судебные учреждения в течение одного года 4 011 366 человек, или 15 % всего населения. Спрашивается, товарищи, чем. это вызывается — усилением преступности в нашей стране или нашей безалаберностью? Результат рассмотрения этих дел, приговоры судов говорят о том, что усиления преступности нет, а есть усиление безалаберщины»[77].
Все это послужило поводом для острой дискуссии между делегатами съезда от Наркомата юстиции и ЦКК — РКИ. Выступивший в прениях по докладу Орджоникидзе ответственный работник ЦКК — РКИ Янсон заявил (цитируем по стенографическому отчету):
«По тому опыту, с которым мы встречаемся в работе органов юстиции, я лично пришел к убеждению, что здесь нам нужно не только реформами заниматься, но даже небольшую революцию произвести (Сольц: «Правильно») снизу доверху. Правда, товарищи, которые работают в органах юстиции, призваны к тому, чтобы защищать законность, но иногда эта защита законности превращается в буквоедство».
Продолжая свое выступление, тов. Янсон высказал обобщенное мнение: «Мы думаем, что наша законность должна быть построена так, чтобы она была связана непосредственно и в первую очередь с требованиями жизни (голос: «Правильно!»), с жизненной целесообразностью (аплодисменты)… Я полагаю, что наибольших результатов мы достигнем в том случае, если органы юстиции построим по такому принципу, чтобы там было определенное количество людей с практическим смыслом и опытом, людей рабочего происхождения…
Реплика Сольца: И поменьше юристов…
Янсон:… А сейчас у нас имеется некоторый профессиональный юридический уклон, который не совсем полезен для дела советской юстиции, являющейся совершенно новой формой по сравнению с буржуазной» [78].