— Все уже в порядке. Попал он в небольшую автомобильную аварию. Все цело. Ему голову, понимаете, встряхнуло немного. А врачи этого не любят, его подержат дня три под надзором. Это я вам точно говорю, вы теперь чувствуете, что я не вру?
— Чувствую... немножко.
— Ну вот, а дня через три ему и бюллетень закроют, может выходить на работу. Или хоть в отпуск, как он все мечтал.
— Правда? Опять в ночную смену?
— В ночную смену ему больше не надо.
— Почему?.. Почему не надо?
— Никому больше не надо, вот почему. Исключительно только поэтому. Довольно из меня вытягивать! А? Может, его и раньше отпустят... хотя лучше считайте три дня. Что ему передать?
— Поцелуйте его.
— Ему не понравится, что-нибудь попроще.
— Спасибо, что позвонили. Скажите, что я иду гулять с барбосиком! Ему приспичило, надо спешить!
— Вот это подходяще, я так и передам.
...Почти полную правду говорил инспектор Лезвин. Не объяснять же дочери, что легкое сотрясение мозга, сломанная ключица и сильно надорванное ухо — результат скользнувшего, сорвавшегося удара по голове обрубком железного прута.
Выбросившись плашмя из опрокидывающейся машины, Инспектор получил вдогонку этот удар, так плохо удавшийся мужику, сидевшему на заднем сиденье. Удачнее у него и не могло получиться, с такой силой его отбросило на сумасшедшем завороте силой инерции, когда машина врезалась в сугроб, почти перевернулась и застряла, лежа на боку с крутящимся в воздухе передним колесом.
Трое пассажиров такси почти на четвереньках выползли из сильно накренившейся кабины и один за другим соскочили на землю, щурясь и отворачиваясь от ослепительного света сильных фар только что взвизгнувшего тормозами автомобиля.
— Пострадавшие есть? — из неясной темной мглы, скрывавшей все, что было за фарами. Голос слышался лениво-безучастный.
— Мы просто опомниться не можем! — сейчас же откликнулся совсем мальчишеский, с истерической дрожью, голос длиннолицего. — Водитель оказался в нетрезвом состоянии или припадочный... Представляете? Ехал-ехал, и вдруг пожалуйста!
— Составим акт... — равнодушно проговорил человек в милицейской форме, выступая на порог света. — Документы есть?
— Как это странно! Мы же в гостях были, зачем нам документы? Вы запишите наши адреса.
— Ни у кого нет документов? Тогда придется проехать в отделение.
— Вы с таксиста спрашивайте! А мы-то при чем?
Еще две фигуры выдвинулись в полосу света, неторопливо подошли поближе.
— Вот пристали, честное слово, — вдруг усмехнулся мужик с заднего сиденья и скучающе зевнул. — Документы, документы... Ну, есть документ, — и протянул паспорт.
— Ну вот, это другое дело, — одобрительно заметил человек в форме и развернул паспортную книжечку, но смотреть не стал, только держал развернутой в левой руке. За его плечом зажегся сильный ручной фонарик и уперся прямо в раскрытые листки паспорта.
— Иванов... — спокойно прочел голос, невнятно стал читать дальше и вдруг как выстрелил голосом: — Вы Иванов? Иванов!
И тут вдруг Иванов быстрым кошачьим движением сунул руку за борт пиджака под пальто, но тут же с натужным, нутряным стоном выдернул ее обратно и упал на колени.
Двое других — шофер и женственный юноша — не оказали никакого сопротивления, только что-то быстро говорили, даже когда на снегу уже валялись вытряхнутые из их карманов обрезок железного прута и сразу же свившаяся кольцами блестящая струна.
Случайное такси, порожняком возвращавшееся в парк, едва не выскочило на тротуар, так загляделся водитель на эту ярко освещенную картинку, возникшую перед ним в темном глухом переулке на далекой окраине.
— Нет, нет! По сто! И крышка! — решительно скомандовал Дымков официантке и ладонью сделал движение над рюмкой, как будто отсекая льющуюся в нее струю.
— Еще пятьсот, — упрямо повторил Андрей.
— По сто грамм!
Официантка не в первый раз слышала подобные препирательства.
— Ну так как же? Двести или графинчик? — потом она улыбнулась Андрею, но послушалась Дымкова. Так ей показалось спокойнее.
— Чивой-то ты уж больно завихряешься. Гдей-то тебя заклинило, и ты никак с мертвой точки не сдвинешься.
— Я сейчас ей позвоню.
— Тогда уж лучше выпей. Из трактира звонить? Какой разговор может образоваться, когда на нее из трубки сразу сивухой понесет?
— Чего же ты мне не даешь выпить?
— Я за тебя перед твоей сестрой отвечаю. — Дымков сделал строгое лицо, надулся и постучал пальцем по краю столика. Оба расхохотались.
— Вот и женись на ней. За нее и отвечай!
— За нее? Пожалуй, не возьмусь.
— Махнуть бы опять куда-нибудь в плавание! Годика чтобы на три, а?