Именно Наталья Павловна тогда сжалилась над этим неуклюжим и бездарным канцелярским жителем, помогла ему взобраться на самую низшую ступеньку. Больше ему ничего не надо было. Он через два-три года стал Захаром Аркадьевичем. Теперь он любил говорить: „Мой путь в искусство был нелегким“. Он был из породы людей, которые никогда не прощают тем, кто им однажды помог. Его тусклое помбухгалтерское прошлое теперь представлялось ему постыдным пятном на сверкающем фоне его эстрадно-артистического настоящего, он подозрительно сторонился людей, помнивших это прошлое.
Наконец примчался забрызганный грузовик. В него впопыхах навалили вещи. Некоторые артисты, ради верности, сами полезли в кузов. Другие остались дожидаться легковой машины.
Эсмеральда нервничала, и Захар пытался целовать ей ручки, клялся жизнью своей матери, что все будет „о’кей“, а она била его перчаткой по носу, называла противным негодяем и чудовищем.
И тут перед подъездом возникла „Волга“. Началась суматоха. Один за другим, ныряя головой вперед, артисты набились в машину. А Захар Аркадьевич как стоял, так вдруг и оказался сразу внутри.
— Где же наша Наталья Павловна? — донесся из глубины переполненной машины наивно-удивленный возглас Эсмеральды, устраивавшей на коленях большую картонку.
Глядя вслед умчавшейся машине, Наталья Павловна усмехнулась и понимающе переглянулась со старой костюмершей Зиной, оставшейся стоять с ней рядом на тротуаре у подъезда.
Мимо проехал полупустой автобус. Они посовещались и нерешительно двинулись к автобусной остановке, хотя надежды поспеть к поезду на автобусе было мало. Еще постояли у остановки минут пять. И когда надежды уже не оставалось совсем, прямо около них, взвизгнув тормозами, остановилась с разгона сияющая черным лаком пустая „Волга“. Высунувшись из распахнутой дверцы, незнакомый парень радостно объявил:
— А ваше фамилие объявляли, я услыхал. Это вы и есть? У меня пластинка ваша, верно? Что ж вы стоите?.. На вокзал? Садитесь скорей! Вы же опоздаете!
Поезд уже подошел и простоял две или три минуты на остановке из положенных ему десяти.
— Где же вы пропадали? Кошмар какой-то, ведь поезд уходит! — выскочил им навстречу и, не давая им рта раскрыть, закричал Захар Аркадьевич. — Я их ищу, а они где-то... — он хотел сказать „разгуливают“, но постеснялся, — ...где-то находятся!.. Сейчас я попробую выцарапать вам билеты!.. Только не пропадайте больше, а то я ни за что не отвечаю.
Он прошел сквозь очередь, как раскаленный нож сквозь масло, и всунулся в окошечко кассы.
Через минуту все стало ясно: билетов у него нет и взять неоткуда. Костюмершу Зину Захар все-таки впихнул в какой-то вагон, где мест, по-видимому, тоже не было, но чем-то задобренная или просто ошеломленная проводница согласилась ее впустить.
Наталье Павловне он почему-то с видом необыкновенно значительным вручил ее командировочное удостоверение.
— В любой кассе вам без слов выдадут билет по этой бумаге.
— Вы что, с ума сошли? — ответила она удивленно. — Зачем мне бумаги? Где мой билет?
— Без капризов, только без капризов! — торопливо, но нахально протараторил Захар Аркадьевич. — Вы же видите!
Она увидела, как он растворился в толпе, слился с ней, на одно короткое мгновение возник вдалеке, уже бодро взбираясь по лесенке в мягкий вагон, и тут же поезд мягко двинулся с места и, неторопливо постукивая, вагон за вагоном, прошел мимо платформы. Она отчетливо представила себе, как хорошо бы отхлестать его по отвислым щекам. Потом постаралась не зареветь от обиды, и это ей удалось.
У кассы не было очереди. Она показала кассирше свое удостоверение от филармонии, отлично понимая, что это бессмысленно. Она сама так и сказала кассирше, и кассирша это подтвердила. Однако, видимо, в ней вызвало некоторое сочувствие то, что Наталья Павловна как будто даже сама немножко стесняется своего плохонького удостоверения и не только ничего не требует, но, кажется, даже ни на что и не надеется.
Продолжая рассматривать лежащее перед ней удостоверение, кассирша снова прочла фамилию Натальи Павловны, пытаясь припомнить, почему она кажется ей знакомой, но так ничего и не припомнила. Осталось только смутное ощущение, будто что-то хорошее связано с именем, вписанным в бланк удостоверения.
— Знаете что, — сказала кассирша. — Через три с половиной часа будет проходить севастопольский. Возможно, у них будут свободные места. Очень может быть. Хотя, конечно, едва ли. Хотя ведь сейчас не сезон, так что кто его знает?.. А вы все-таки подойдите к кассе попозже!