Третья форма оппозиции – диссидентское движение. Я считаю это явление самым значительным в социальной истории Советского Союза в том смысле, что оно перед всем миром с огромной силой поставило вопрос о сущности коммунистического общества и впервые в истории этого общества дало пример оппозиции к самому этому строю в целом. Это движение фактом своего существования доказало возможность такой оппозиции и ее влияния на жизнь общества в целом. Вместе с тем, оно обнаружило и ограниченность оппозиции в обществах коммунистического типа вообще. Возникло это движение в конце хрущевского периода и достигло максимальной силы в семидесятые годы. По личному составу это движение весьма разнородно: ученые, писатели, студенты, юристы, религиозные деятели, лица, желающие покинуть страну (еврейская эмиграция), и т.п. И личные мотивы, приведшие людей в это движение, разнообразны. Различны и их убеждения и цели. Однако есть все-таки основания рассматривать это движение как нечто целое. Эти основания – общность судьбы участников движения, отношение к ним официального общества и населения, тенденция к общей идеологической и организационной форме, личные связи и восприятие этого движения во внешнем мире (на Западе). Эти основания позволяют и отличить диссидентское движение от прочих форм оппозиции.
По содержанию деятельности диссидентское движение явилось разоблачением таких фактов жизни советского общества, которые согласно официальным представлениям о нем считаются несуществующими или случайными отклонениями от нормы – разоблачением самой сущности этого общества. По форме поведения участников движения оно точно так же вышло за рамки допускаемого обычаями, традицией и порой законами советского общества. Это – публичные заявления, «самиздат», передача информации для западной прессы и западного радио, демонстрации и т.д. Известно, какой была и является реакция на это официальных властей, организаций и определенных кругов населения. Лица, так или иначе вставшие на этот путь, теряли свое социальное положение и работу. Многие заключались в тюрьмы и психиатрические лечебницы. Со многими расправлялись административными мерами. Многих вынудили к эмиграции. И надо сказать, что коллеги и сослуживцы диссидентов активно помогали властям расправляться с ними. Но репрессии в отношении диссидентов не остановили, а, наоборот, способствовали расширению, углублению и обострению этого движения. Они способствовали более тесному сближению разнородных участников движения и внесению в него некоторого элемента организованности. Движение все более отчетливо стало обретать и идеологическое единство – оно приняло единую форму борьбы за гражданские свободы, за права человека. И хотя эта форма была найдена (судя по всему) стихийно, она выразила самое существенное в этом движении, а именно – протест против подавления и закрепощения личности в коммунистическом обществе, понимаемой (личности) в духе лучших достижений западноевропейской демократии. Поскольку гражданские свободы (права человека), неразрывно связанные с этим пониманием личности, представляют собой нечто не вытекающее из самих основ коммунистического строя и даже нечто противоречащее им, то все это (диссидентское) движение представляется направленным не против отдельных недостатков этого общества, а против самих его основ.
Диссиденты использовали формальные декларации советских властей и советское формальное законодательство о гражданских свободах, так что формально это движение возникло и существует в рамках законности. Но ни для кого не секрет, что эти декларации и «законы» (вроде подписи под Хельсинкскими документами) суть пустые слова, не соответствующие фактической природе коммунистического общества. С чисто социологической же точки зрения это движение выражает протест против фактического положения индивида в коммунистическом обществе, обусловленного фундаментальными условиями жизни этого общества. Так что если рассматривать его буквально как движение за гражданские свободы (права человека), то можно сказать, что оно заведомо обречено на провал, ибо коммунистическое общество с гражданскими свободами для личности есть такой же нонсенс, как капиталистическое общество без денег, капитала, прибыли. Но если рассматривать это движение независимо от его идеологического оформления, т.е. независимо от того, достижима его цель (права человека) фактически или нет, то следует признать его результативность и перспективность. Какие бы идеологические формы оно ни принимало, оно порождено самыми фундаментальными условиями общества, уничтожение которых равносильно уничтожению самого социального строя жизни, И пока эти условия существуют, так или иначе будет порождаться и протест против них, принявший в настоящее время форму диссидентского движения.