Лена возбужденно засмѣялась.
— А Катя? Катю забыли? — спросила она.
Онъ возмутился.
— Клянусь вамъ, что неправда! Клянусь, Лена, вы одна…
— О, взгляните! Красота какая! — перебила она его дрогнувшимъ голосомъ.
Они остановились противъ площадки и Лена, вся бѣлая, съ лицомъ, словно озареннымъ восторгомъ и счастьемъ, протянула руки и замолкла.
— Одно слово! одно! — продолжалъ умолять онъ. Она тихо опустила голову, закрыла лицо руками.
Сказала ли она что-нибудь, или онъ понялъ безъ словъ, но онъ отвелъ ея руки и сталъ цѣловать ихъ, а она, отвернувшись немного, глялѣла въ степь и Борису Сергѣевичу показалось почему-то, что она тихо плакала.
Они ушли и сразу исчезли за деревьями, а Борисъ Сергѣевичъ сидѣлъ на сырой скамьѣ, плэдъ его распахнулся, шею и грудь охватывалъ свѣжій, сырой воздухъ. Онъ долго прислушивался еще и вотъ далеко, въ концѣ аллеи послышалось звонкое, дрожащее «ау». Кричала Лена и въ голосѣ ея дрожала молодая радость, избытокъ жизни, силы и счастья. Откуда-то издалека отвѣтило ей разомъ нѣсколько голосовъ. Борисъ Сергѣевичъ всталъ. По тѣлу его пробѣжалъ легкій ознобъ, кольнуло въ груди и онъ поспѣшно завернулся въ плэдъ. Уходя онъ еще разъ взглянулъ въ разстилавшуюся даль. Онъ съ грустью подумалъ, что въ жизни его не будетъ уже ни безсвязныхъ словъ, ни смѣшныхъ клятвъ и тихихъ слезъ. Онъ подумалъ, что впереди ждали его только болѣзни и одинокая, печальная старость.
Когда онъ вернулся въ домъ и опять мимоходомъ заглянулъ въ столовую, онъ увидилъ за накрытымъ къ ужину столомъ Виктора Ивановича. Тотъ сидѣлъ, задумчиво перебирая по столу пальцами; передъ нимъ стояла налитая рюмка водки и лежалъ приготовленный на закуску кусочекъ ветчины.
— Наконецъ-то, — радостно привѣтствовалъ онъ брата, — неужели-же ты былъ въ саду?
— Я искалъ тебя, — отвѣтилъ Борисъ Ceprteвичъ, — въ саду сыро, но хорошо.
— Прекрасно! — насмѣшливо подтвердилъ Викторъ Ивановичъ, — прекрасно! какъ нельзя лучше, чтобы схватить ревматизмъ, а завтра проснуться съ насморкомъ и вотъ съ этакой щекой.
Онъ показалъ какой должна быть на завтра щека и сталъ наливать другую рюмку водки.
— Я уже здѣсь часъ битый сижу, двѣ рюмки водки выпить успѣлъ и все не дождусь никого. Всѣ пропали! Вѣрочка съ ребятами возится, а молодежи съ собаками не сыщешь.
Борисъ Сергѣевичъ выпилъ водку. Въ комнатѣ было свѣтло и тепло, а лицо Виктора Ивановича спокойно и самодовольно.
— Догоняй, догоняй! — сказалъ Викторъ Ивановичъ, подвигая ему графинчикъ съ водкой. Борисъ налилъ еще рюмку; онъ согрѣлся, недавнія грустныя мысли отлетѣли какъ-то сами собой, но, чувствуя, что онъ не можетъ еще освободиться вполнѣ отъ какого-то смутнаго ощущенія, онъ невольно опустилъ голову и задумался.