— Согласен, — пожал плечами бригадефюрер Олендорф. — Это очевидно.
— Делать нечего, — отозвался Юлиус Аппель. — Пусть лучше так, чем… Чем то, что есть.
— …Доктор Шпеер? — окликнул меня Гейдрих.
— Да, — сказал я, не раздумывая. — Испачкать руки? Они и так грязные.
— Я вас услышал, господа, — сказал обергруппенфюрер. — Констатирую: соглашение по принципиальному вопросу достигнуто. Теперь хотелось бы поговорить о грязных руках. Олендорф, будьте любезны, ознакомьте собравшихся о ходе «Спецакции 1005». Осведомлен должен быть каждый. Хотя бы для того, чтобы знать о потенциальных последствиях военного поражения…
В Ванзее мы провели два с половиной часа с кратким перерывом на завтрак, разъезжаться начали около половины первого.
Рейнхард Гейдрих попросил остаться только генерала Ольбрихта — якобы следует обсудить несколько частных задач, стоящих перед Резервной армией. Возможно, так оно и было: острая нелюбовь военных к СС могла в итоге привести к ненужным инцидентам в столице, особенно учитывая план ареста Гиммлера и всех чинов «главного ведомства личного штаба рейхсфюрера» в Халензее-Кюрфюрстендам силами армии, пока Гейдрих со своими приверженцами займутся молниеносной чисткой на Принц-Альбрехтштрассе.
Знай я тогда, какой именно вопрос решали наедине Гейдрих с Фридрихом Ольбрихтом, может быть, и пошел бы на попятную. Но утром 30 октября все сомнения были отринуты: пути назад нет. Остается положиться на волю Провидения и надеяться, что обергруппенфюрер не ошибается в своих расчетах — все-таки Гейдрих шел к «Дню W» больше года, со времен ссылки в Прагу.
Хорошо его понимаю: повелитель Богемии жаждет обрести вполне заслуженное. При столь блистательной карьере Гейдриху надоело выступать в роли «мозга Гиммлера», а учитывая нешуточную взаимную ненависть между различными группировками внутри СС, он обоснованно боится за свою жизнь: «старые борцы» этого выскочку откровенно не любят, рейхсфюрер видит в нем потенциального конкурента.
А если учитывать мутные разговоры, в которых мелькало донельзя опасное слово «преемник», начнешь задумываться, являлось ли июньское покушение целиком спланированным в британской «Интеллиженс-сервис», или англичан к этой мысли активно подталкивали извне. К примеру, из Каринхалла.
Мотивы Рейнхарда Гейдриха ясны — считает себя недооцененным (прав Аппель!) и вдобавок ясно видит, что динамика развития страны полностью потеряна, а регресс во всех сферах жизни Германии приведет к скорому краху. Не осуждаю. Честолюбие вело вперед многих, главное вовремя остановиться.
Беспокоило одно: в Ванзее практически не поднимался вопрос о персоналиях в новом правительстве Рейха. Как-то мимоходом упомянули, что Зепп Дитрих возьмет на себя командование Ваффен-СС (вполне логично, с его-то непререкаемым авторитетом!), Гейдрих заменит рейхсфюрера, Константин фон Нейрат возглавит внешнеполитическое ведомство. И всё. Ни единого слова о перестановках в армии (разве что единогласно решено «убрать к чертовой матери этого кретина Кейтеля!»), молчание по поводу кандидатуры на канцлерское кресло, неясна осталась судьба доктора Геббельса. На все мои вопросы ответ был один: давайте сначала проведем операцию, а уж затем…
Они что-то недоговаривают. «Они» — троица Нейрат — Гейдрих — Олендорф, в чьих руках сосредоточены все нити. Рассудок, однако, подсказывает: такие нюансы должны быть учтены непременно, обергруппенфюрер многократно повторял, что кадровый вопрос является первостепенным и наиважнейшим. Иначе нам не вытянуть страну из болота, какими бы благими не выглядели намерения.
И эти недоговорки меня настораживают.
— Полагаете, нам удастся выйти сухими из воды? — спросил Аппель по дороге в город. — После всех эксцессов на Востоке? Рассказ бригадефюрера Олендорфа, признаться, звучал устрашающе. Вы знали об этом раньше?
— В общих чертах, — недовольно отозвался я. — В сентябре господин Гейдрих ознакомил подробно. Я и представить не мог, что репрессии имеют такие колоссальные масштабы. Ладно бы евреи, всё к этому шло в последние годы, но положение с военнопленными? Славянским населением, на чью поддержку в борьбе с большевизмом можно было рассчитывать? Как в принципе можно было такое допустить?..
— Вы слышали, доктор: решение принималось на самом высоком уровне. Остальные выполняли приказы. Оправдание весьма сомнительное, но невыполнение приказа чревато. Оставим пока этическую сторону дела, я не священник и не философ, чтобы морализаторствовать. Вопрос один: что дальше?