Без имени, без веры, без надежды

По негласному договору мы произносим прежнее прозвище только один раз – при первой встрече, а затем берём другое. Друзья называли меня по-разному. Алая – по цвету платья, Уголек, Синеглазка, даже Злюка. Но прозвища не прилипают, скатываются, словно бусины, и я остаюсь Выдумкой. Йоле – для особых случаев. Мне теперь всё равно. Имя давно не ранит и не тревожит.

Дремавший до сих пор в фургоне Лерс настороженно вскидывает голову и, зевая, выбирается из-под покрывала.

– Чё чилось? – сонно бормочет мальчишка. – Приехали? А почему тогда стоим?

– Приехали, – не оборачиваясь, бросаю я. – Спи дальше.

– Нет, ну почему стоим?.. – Лерс осекается и шумно втягивает ноздрями воздух. – Так, так, так… – его голос мгновенно падает до шепота. – Госпожа Эль'кирин, а не соблаговолите ли подвинуться в сторону, чтобы не заслонять мне обзор?

Хуже вор-мага может быть только бард-вор с Искрой, который к тому же считает своим долгом защищать тебя от всех бед мира. И не сказать, чтобы он делал это плохо, но когда мальчишка вдвое тебя младше обращается с тобой, как престарелый отец, это немного… выбивает из колеи.

Он кладёт мне руку на плечо, но я резко её сбрасываю.

– Заткнись и сиди тихо, Лерс!

– Йоле, ты слышала, что я сказал?! – раздраженно окликает меня Кот. – Это тебе не Гавань Ветров! Ни звука! Ни слова!

Да, это не Гавань Ветров, мысленно соглашаюсь я. В Гавани Ветров нас бы уже накрыли Сферой Неизменности и расставили на крышах стрелков, наказав стрелять при малейшем подозрении. А Поводыря принялись бы допрашивать под зельем правды и Истинным взором. Неподвластные не просто так называются Старшей Гильдией.

Впрочем, Серебряных Стрел не стоит недооценивать. Лерс легонько касается моего плеча, указывая глазами наверх и влево – и я вижу на крыше мгновенный проблеск металла. Стрелки. С зачарованными стрелами. Ох, как хорошо!

– Йоле, – голос Кота звучит почти умоляюще, – если что-нибудь пойдёт не так, не лезь. Не вмешивайся. Всё равно не поможешь. Йоле…

– Хорошо.

– Что?

– Хорошо. Не буду вмешиваться.

– Лжешь.

Нет, не лгу, Кот. Но если они посмеют хотя бы пальцем тебя тронуть, мы узнаем, что станет с их Живым духом, если наложить на него Кровную Оборотку.

Нахмурившись, Кот ещё раз поправляет кант Поводыря на плече и стремительно идёт к старшему кромешнику. Он словно ступает по острым иглам и лезвиям ножей – эти несколько шагов, должно быть, самые трудные в его жизни. А вор-маг терпеливо ждет и смотрит пристально, изучающе. Его молодой собрат, прислонившись к стене, вертит в пальцах маленькую красную сферку. Конденсированное заклинание, что-то из стихии огня, сплётенное, кажется, с воздухом и смертью. Мимолётного взгляда хватает, чтобы понять: это делали не воры. Или не те воры, у которых Сила – лишь приятное дополнение к Тёмному Духу. Магистерский уровень, не меньше.

Нет, Серебряных Стрел не стоит недооценивать. Они не будут тратить силы и время на Сферу Неизменности, когда война уже стоит у их порога. Нас просто развеет по ветру.

Когда Кот подходит ближе, что-то в лице старого кромешника неуловимо меняется и… стайка молодых учеников загораживает их обоих от моего взгляда. Проклятье! Проясняющие чары соскальзывают в ладонь, но я удерживаю их – не время. Хотя испортить все в самый последний момент вполне в духе А'йордов.

Мальчишки пробегают, а Кот, коротко поклонившись, что-то говорит старику. Тот по-птичьи склоняет голову набок, помедлив, всё же отвечает – и, кажется, называет какое-то имя или прозвище?.. И напряжение, повисшее в воздухе, мгновенно спадает, расслабляются окаменевшие под кожаной курткой плечи Поводыря, вздох облегчения с шумом вырывается из груди. Его не забыли.

Помнишь ли ты меня, мама?
Лерс прищёлкивает пальцами, точно отбивает ритм, и я быстро оглядываюсь. Этот мечтательный затуманенный взгляд знаком мне слишком хорошо.

– Прекрати, мальчишка!

– А я что… я ничего… – бормочет он, застигнутый врасплох.

– Сказано, прекрати! Опять "хороший сюжет для баллады"? И не смей высчитывать слоги, я не слепая! Тёмный дух тебе на что, или снова обеспамятел? Накрой свой Ветер, вечно он вылезает не ко времени…

Внезапно слышится звук торопливых шагов, и из главных дверей не выходит – вылетает невысокий крепкий человек с волосами цвета соли с перцем и тёмными раскосыми глазами. Короткий вздох, похожий на крик – и он, птицей слетев со ступеней, бросается к Коту. Крепкое до боли объятье, и два кромешника отстраняются, жадно глядя друг на друга, взахлёб бормочут что-то. Стрелки, которых заметил Лерс, исчезают, молодой вор-маг уходит, а старый, скрестив руки на груди, улыбается так, словно обрёл давно потерянного сына. Рябь в Силе стихает – теперь и мне можно перевести дыхание.

И посмотреть.
Я уже знаю, что увижу: горящую золотом и багрянцем ауру Великого вора и тонкие серебристые нити, тянущиеся от ограды к собеседнику Кота – но от этого зрелища всё равно захватывает дух. Кот не упоминал, что его побратим – Тёмный Мастер. Хотя, похоже, просто не знал.
Они говорят и, не отрываясь, смотрят друг другу в глаза, словно боятся, что собеседник исчезнет, развеется, как морок. Им нужно так много сказать друг другу… но делать это во дворе, под прицелом сотен глаз – пусть даже дружеских – неразумно. Одновременно спохватившись, мужчины ещё раз крепко обнимаются, и Кот ведёт своего кровного брата к нам. Он словно помолодел лет на десять: исчезло вечно хмурое, настороженное выражение, на лице сияет ослепительная улыбка.
Он дома.
А где мой дом, Шэйд?
Где теперь мой дом?
Где ты?..
Тёмный Мастер смотрит на нас с нечитаемым выражением, и мне не понять, какие призраки таятся в глубине его глаз. Пусть Кот его друг и брат, но я хорошо знаю, что расчет сопровождает каждый шаг облеченных властью людей. В его планах найдётся место и для Безымянных.
…Что ты шепчешь мне, Лес? Сестра, которую не знаю? Какая сестра?
Оба кромешника, наш и чужой, останавливаются перед повозкой, и мои друзья, повинуясь знаку, подходят ближе. Кот поворачивается лицом к побратиму.

– Я есмь Поводырь по своей воле и желанию, избравший этот путь, – уверенно произносит он, начиная древнее приветствие. – Я говорю за тех, чей голос слишком слаб, чтобы быть услышанным, чей лик слишком бледен, чтобы быть увиденным. Во имя милосердия богов прошу у тебя, Мастер Теней, позволения войти под твой кров и сесть у твоего очага.

Тёмный Мастер улыбается уголками рта, разглядывая меня, как странного зверька, которого то ли приманить надо, то ли ударить. Взгляд его не "уплывает" ни на миг – потрясающая концентрация. Он видит меня. Более того, он знает, кто я.

– Я даю его тебе, Идущий-по-дороге, – откликается он. У него звучный, сильный голос, больше подходящий барду, нежели вору, и мне в голову совершенно ни к месту приходит мысль, что Тёмный Мастер, должно быть, замечательно поёт. – Под нашим кровом рады всякому путнику, пришедшему с добром.

Одной фразой суметь выразить верность древнему закону, сообщить, что все хитрости и уловки раскрыты, но прощены, и пригрозить? Мне начинает нравиться этот человек. Пусть даже он не любит А'йордов.

Но следом происходит нечто невероятное. Мягко отстранив Кота, Тёмный Мастер встаёт прямо передо мной. Лерс зорко, как ястреб, следит за каждым его движением. Ножны на поясе пусты.

Тёмный Мастер ничем не выдаёт, что заметил это. Кто скажет, что на уме у кромешника?

– Я Мастер Теней свободной гильдии Серебряные Стрелы, аи ренн, – серьезно произносит он. Ни один человек в здравом уме не будет говорить так с Безымянным, если только не желает оскорбить его. Ребяческая колкость, от Тёмного Мастера я ожидала более изящной насмешки. Но почему Кот сияет, как начищенный песочком медный таз? – Ньяро Акеши называют меня, – невозмутимо продолжает кромешник. – Честь для меня приветствовать на наших землях высокую госпожу. Силы и мудрости, taril А'йорд. Мой дом – ваш дом. Коротких дорог, Ищущая. Моя кровь – твоя.