Нажимаю на курок.
Выстрел.
Я попадаю ему в плечо, солдат падает, вскрикивая от боли. Действует цепная реакция: другой, не понимая, откуда его товарищ схлопотал пулю, стреляет в одного из Мятежников. Тот валится с ног.
Все происходит очень быстро, как будто настоящее - это видеокассета, поставленная на перемотку. Словно из ниоткуда, позади военного появляется Алекс. Он обхватывает голову солдата и сворачивает ему шею. Мне кажется, будто сквозь рев сирены могу услышать хруст костей. Безлицый отпускает своего мертвого подчиненного, и тело падает, как мешок.
- Быстрее, - кричит Алекс на удивленных Мятежников. Они срываются с места и бегут к лестнице.
Брат Алекса подбегает к нему и хватает в медвежьи объятия. У Алекса на лице такое выражение, что на какую-то долю секунды я даже думаю, Безлицый может разрыдаться от счастья. Облегчение, которое он испытывает, полностью противоречит моему беспокойству.
Я подхожу к Алексу и его брату, чтобы поторопить их. Кидаю взгляд на солдата, которого подстрелила. Он еще в сознании, а, значит, видел все, что произошло. Он не двигается в надежде, что мы забудем о нем, но Алекс знает, что не может рисковать. Он наводит пистолет на сержанта и стреляет. Его темные глаза становятся стеклянными, лицо замирает в понимании и страхе. Я смотрю на безжизненные тела солдат, которым сегодня не повезло оказаться на дежурстве и понимаю, что они погибли из-за меня. Пусть руки Алекса сомкнулись у одного на шее, а на другого направили пистолет, он - исполнитель, я - виновник. Мне не следовало соглашаться на это.
- Через пять минут здесь будут военные и комиссары, нужно уходить! - Безлицый дергает меня за руку, но я не двигаюсь с места. Словно зачарованная, смотрю, как пол окрашивается в красный.
Каждая клетка моего тела парализована.
- Евгения! - Алекс кричит, пытаясь достучаться до меня, но я стою, не двигаясь. Он ругается, а затем хватает меня в охапку и тащит вниз.
Я слышу, как он велит бежать. Алекс сует мне в карман диск с видеозаписями с камер наблюдения и говорит, что отключил все до единой, но то, что меня могут поймать или опознать, сейчас волнует меньше всего. Если бы не Безлицый, я могла бы сдаться.
Наконец, я прихожу в себя, когда Алекс велит своему брату ударить его, тот бьет несколько раз с такой силы, что знакомое лицо превращается в кровавое месиво.
- Вытащи ее отсюда! - командует Алекс, он опирается на стену и достает пистолет. Безлицый стреляет мимо нас, создавая видимость того, что шла борьба.
Молодой человек хватает меня за локоть, заставляя шевелиться. Прежде чем покинуть здание я оборачиваюсь и смотрю в глаза человеку, которого когда-то любила. Сегодня он вновь предал меня. Алекс не попросил Элеонору выпустить брата, не уговорил Марго помочь ему. Он выбрал меня, зная, что я склонна идти на сумасшедшие авантюры. Можно быть слепым и не видеть свет, глухим и не слышать крик, но если ты, будучи в полном здравии, не можешь распознать ложь, ты обречен зваться глупцом.
Я оставляю Алекса позади. Где-то неподалеку свистят шины, раздается сирена машин комиссаров, которая сливается в унисон с сиреной покинутого здания. Мы пробегаем несколько улиц на максимальной скорости. Мышцы ноют, горло сдавливает, а легкие отказываются работать. Наконец, когда все посторонние звуки кроме наших шагов стихают, мы останавливаемся в одном из многочисленных переулков, чтобы отдышаться.
Я опираюсь на стену, а затем вовсе скатываюсь вниз, не в силах стоять на ногах. Брат Алекса следует моему примеру и садится рядом.
- Он соврал, - говорю я осипшим голосом.
Увидеть его лицо в кромешной тьме практически невозможно, но я знаю, что все его внимание приковано ко мне.
- Ты один из Мятежников.
Спустя неделю после того, как некая группировка повстанческого движения организовала нападение на одну из временных тюрем, где на время следствия прибывали обвиненные в сговоре с Мятежниками и покушении на жизни членов власти, в резиденции Совета творится сущий беспорядок.
Элеонора впадает в ярость. Она обвиняет Алекса в том, что он не справился с налетевшими на тюрьму Мятежниками, а Марго злится на Элеонору за то, что та скидывает всю ответственность на одного Александра. Нас с Дмитрием случившееся мало касается лично, так же как и на протяжении семи дней мы практически не видимся. Я никогда не думала, что предательство способно ранить и самого предателя, но со времени нашего приезда и моей вылазки с Алексом, я все время чувствую себя изменщицей. Видимо, Дмитрий обходит меня стороной, ощущая стену, которой я оградилась вновь.
Эти дни для меня топор, по ночам я - палач, каждый раз, когда закрываю глаза, вижу всех, чья кровь на моих руках, а смерть - на давно забытой совести. Лежа в постели, я шепчу имена знакомых мне людей, чьи лица постепенно теряют четкие очертания, глаза становятся стеклянными, а губы приоткрываются в последнем вздохе. Я пытаю себя, представляя, как мои пальцы сомкнутся на шее Элеоноры, как я нажму на курок, а пуля пробьет череп Марго, как кровь будет течь по ее лицу, окрашивая все в цвет боли.
В одну из таких ночей рядом со мной прогибается кровать. Теплое одеяло соскальзывает и вместо него меня покрывает не менее горячее тело Безлицего. Дмитрий покрывает мою шею поцелуями, а руками играет с волосами, раскиданными по подушке. В первое мгновение я хочу его оттолкнуть, не потому что мне он неприятен, а по причине, что я его не достойна, но мое желание быстро забывается, когда его губы находят мои. Мое тело покрывается мурашками, когда Дмитрий снимает свою футболку, а затем помогает избавиться от моей. Мы целуемся так долго, что я забываю, где начинаются мои губы и заканчиваются его.
- Я пришел, чтобы ты исполнила мое желание, - шепчет он мне на ухо.
В этот момент я забываю, как дышать. Я чуть-чуть отстраняюсь, пытаясь заглянуть ему в глаза, хотя это совершенно бесполезно в кромешной тьме.
- То, что мы сейчас раздетые, как-то связано с тем, что ты намереваешься сделать?
Дмитрий начинает смеяться.
- Чего ты смеешься?! - я легонько ударяю его в грудь.
Он ловит мою руку и прижимает к себе.
- Я приготовил для тебя кое-что интересное, но если ты хочешь, мы могли бы... - он не успевает договорить, как я начинаю отрицательно мотать головой. - Я подумал, что разбудить девушку вот так, - Дмитрий наклоняется и касается губами моей ключицы, - и так, - затем он поднимается к шее, - или так, - Безлицый целует меня в щеку, - гораздо приятнее, чем столкнуть ее с кровати.
- Разумеется! - вскрикиваю я. - Если бы ты посмел толкнуть меня, от тебя и живого места бы не осталось. К твоему несчастью, я многому научилась в Лагере выживания и могу за себя постоять.
- Не думаю, что ты смогла бы одолеть меня, - ухмыляется Дмитрий.
- У всех женщин есть секретное оружие против мужчин, - я приподнимаю бровь. - И я в любой момент могу им воспользоваться, особенно это очень удобно сделать сейчас.
- Правда? И что же это может быть?
Сложно предстать перед кем-то, - особенно перед мужчиной, - обнаженной даже наполовину, но я стараюсь преодолеть эту кирпичную стену смущения. В конце концов, несколько лет назад, он был тем, кто купил меня. Предатели, как я, не должны краснеть, обнажить тело - для них не великое дело, а вот снять печать с души - истинная преграда. Я толкаю Дмитрия, хотя он ничуть не сопротивляется. Он перекатывается на другую сторону кровати, и я оказываюсь сверху.
- У меня есть грудь, - выпаливаю я.
Безлицый держит меня за талию, большим пальцем водя по животу.
- Это и есть оружие женщин? Очень впечатляет.