- Да. Мы, кроме того, сами сделаем снимки, и еще возьмем на себя это дело и битву в Молодежном Центре, заодно: это, чтобы никто из ребят не пострадал. Заявимся в сети, и прокошмарим нарочно интернет... Виталика предупредим, пусть его ребята ненадолго залягут на дно, пока всё не утрясется. А мы, как "адепты зла" и "знающие тайну бессмертия интриганы", "посягатели на спокойствие мирных граждан", или, как нас там еще назовут - вскоре свалим на некоторое время отсюда, с российских просторов...
- На время? А конкретней, на сколько?
- Думаю, что лет на пятьдесят, не меньше. Хочешь, сойди из вертолета, пока не поздно. Мы с Геной вдвоем справимся. Справимся, Гена? - спросил он пилота.
- Ну уж нет... Я вас не брошу. Гм... Давно намеревался отправиться на Восток, посетить знакомые места, монастыри... Кажется, мне скоро представится такой случай. Только... Неназываемый, а здесь ты кого вместо себя оставишь? Я - то так, мелкая сошка... А у тебя Дом под опекой.
- Думаю, мои справятся. Там много хороших, надежных людей. И новеньких прибыло. Чем смогу, буду помогать на расстоянии. Кстати, подумываю оставить своим инструкции, как им помочь подготовиться Николаю на роль руководителя.
- Ты думаешь, он - наш?
- Наверняка. И на роль лидера подходит.
Сенсей задумался.
- Пожалуй, ты прав, - после долгого молчания, высказал он свое веское мнение. - А... Ты сам - куда? Со мной, или... Куда? Польша, Прага, Париж?
- Ты в целом верно пересказал весь мой будущий маршрут. Именно в такой последовательности.
- Итак, снова Париж, - подытожил Сенсей. - Однако... Это - судьба.
А Неназываемый погрузился в воспоминания. Надолго. Пока не долетели до "заправки".
*
- Прогнило всё, до самых основ. Аж душок пошел... А им всё казалось, что ничем не пахнет; что революция - она внезапно наступила, и села им на хвост. Да, она явилась - и смела их всех; тех, кто сидел на золоте и жировал, проедал добро народное... Всех - на помойку истории, - молодой француз, что сидел, в жалком сюртучишке, у самого окна, пробормотал эту фразу отчаянно, но тихо, себе под нос. Но потом вдруг вскочил, и заорал во весь голос:
- Да здравствует революция! Свобода! Франция!
Его крик подхватили, размножили многократно. Его еще более молодой товарищ посмотрел на друга с уважением. Плеснул ему в стакан немного красного вина из стоящей на столе бутылки; сам тоже выпил, не закусывая.
Где-то поблизости хором затянули "Са ира", все более воодушевляясь, и к концу вовсе вопили во всю ивановскую:
- Аристократа верёвка найдёт.
Дело пойдёт, дело пойдёт!
Аристократов повесит народ,
А не повесит, то разорвёт,
Не разорвёт так уж сожжёт.
Дело пойдёт, дело пойдёт!
Дело пойдёт, дело пойдёт!
Нет ни дворян, нет ни попов,
Дело пойдёт, дело пойдёт!
Равенства взлёт, равенства взлёт...
Песню подхватили и в противоположном углу кабака:
- Дело пойдёт, Дело пойдёт!
Аристократа верёвка найдёт.
Дело пойдёт, дело пойдёт,
Аристократов повесит народ,
И не взирая на их пол,
В каждый их зад загоним мы кол.
- Каблуки сбейте или отломайте. Не в почете ныне каблуки в Париже. И наденьте фригийский колпак, - послышался шепот неподалеку. За соседний столик только что присели двое. Возможно, господа; один - переодетый в простого матроса, другой - в дорожном костюме; явно издалека.
Мимо прошли, закрывая обзор, ещё двое.
- Дело вовсе не в новизне и поступательном движении истории. Всё уже было когда-то: мятежи, бунт, демократия... Если вспомнить античную историю..., - говорил один из них, по виду - бывший библиотекарь или архивариус, с воспаленными, красными глазками, чуть-чуть сутуловатый.
- К черту античную историю!
- К черту, аббат!
- Для меня теперь - лишь Руссо кумир. С его точки зрения, каждое время должно осмыслить мир заново, с нуля. Руссо о чем толкует? Не надо человеку никакого воспитания! Назад, к природному естеству...
Они прошли мимо. От смрада, гари, винных паров ему внезапно стало дурно.
- Именем Революции, в Париже карты запрещены, - гаркнул где-то сзади бравый молодчик. Здоровенный детина, он опрокинул затем стол, на котором самые веселые дамы заведения уже танцевали новый, модный танец, высоко задирая ноги.
Раздался визг; кто-то влепил бунтарю затрещину, и несколько человек оттащили пьяного в дальний, пустой угол.
Мрачный старик с бесцветными, уксусными глазами, подняв с полу несколько упавших нераспечатанных колод, преспокойно и безэмоционально кинул их на стол.
- Окстись, дурень! - кто-то хлопал по щекам деревенского детину в углу. - Зря только рвение свое проявил; по пустому силы не трать, еще пригодятся. Мы здесь всегда играем колодами, заказанными художнику Делакруа самим Маратом! Это карты, где нет королей. Вместо дам - Свобода, Равенство, Сила...
- Хороши дамочки? - услышав это, гыкнул кто-то.
- А десятку бубен я зову Вольтерчик, - сообщил всем средних лет, слегка седеющий, мужчина с военной выправкой.
- Сыграем в штоф! Кто составит мне партию? - проорал здоровяк с пышными усами.
- Здравствуйте, граф, - посланник подошел незаметно, и уже присел рядом. Тот, кого он долго ожидал, сидя здесь. Кто бы еще, на ухо, назвал его графом?
- Играете сегодня? - продолжил посланник после его приветственного кивка. Человек без возраста, в невзрачной, но добротной одежде, он теперь не смотрел на графа.
- Нет, милейший. Что-то нынче не расположен. Да и выигрыши мои слегка... М-м... Преувеличены молвой.
- Не думаю. Играете вы знатно. Кстати, зачем вы в Париже?
- Об этом поговорим после.
- Думаю, что я в курсе. Но, знаете ли, эпоха отчаянных приключений, совершаемых инкогнито, людьми знатными и талантливыми... Как мне кажется, подходит к концу. И скоро мы не встретим этого явления.
- Почему?
- Колесить по всей Европе и даже за её пределами - станет не безопасно. Труднее будет пересекать границу. Даже господам, - прибавил он последние слова шепотом, снова приблизив лицо к его уху. - А во-вторых... Слишком много становится бандитов и грабителей. С ними не договоришься. И они не вступают в тайные общества, служащие на благо людям. А еще, теперь именно воры и бандиты хорошо закрепляются в этом мире; потому, они получат власть и все должностные полномочия. Непременно получат.
- Ну... Зато теперь будут свобода, равенство, братство...
- Знаете, они уже переросли в разбой на улицах, осквернение кладбищ, надругательство над могилами и черные мессы... Если не играете, граф, то нам пора уходить. Ваш стакан пуст.
- Я еще не убедился в том, что вы и есть посланник... Назовите имя.
- Не надо имен. Я - именно тот, кто вам нужен, - с этими словами, незнакомец незаметно, под столом, передал графу кольцо. Тот внимательно и сурово рассмотрел его и протянул владельцу. Кольцо было ему знакомо и, вне всяких сомнений, было настоящим.
- Не возвращайте, - посланник зажал его руку с кольцом. - Это передали вам. На память. У наших... больше нет никакой надежды на её спасение. Попытки были так неудачны... Они только приблизили казнь. Она скоро состоится, - лицо посланника выражало боль и отчаяние.
- Знаете, что самое страшное в революциях, бунтах, войне? - спросил он так же тихо.
- Что?
- Они убивают веру. Не только в бога, но и в человека. В людей. Цель наших противников - так называемое "равенство". Только, это не означает, что они поднимут слабых до сильных, бедных до богатых, глупых до умных или злобных до сочувствующих... Нет, это означает, что всех втопчут в навоз, в грязь... Все станут равным, безмозглым и тупым стадом. Вот истинная их цель. Только так... Можно сделать людей одинаковыми.
- Действительно, нам пора уходить. Кажется, на нас обратили внимание..., - остановил граф посланника, который увлекся беседой.