Мы расцеловались с Арианой, пожали руку Оливье и потопали на третий этаж. Я отметил про себя, что лестница очень крутая, и подумал: наверно, елку втаскивали с черного хода, который выходит в переулок. Франсис запел во все горло «Джингл беллз». Элизабет открыла дверь, и я почувствовал слабость в коленках. Так всегда бывает, когда я ее вижу, — первые пять секунд. Потом мне удается взять себя в руки.
Все хором закричали: «С Рождеством!» — и по очереди расцеловались с Элизабет. У нее были горячие щеки.
— Ну-с, что ты нам приготовила, детка? — спросил Франсис, когда мы раздевались в прихожей. — Пахнет чертовски вкусно.
Элизабет сообщила меню: филе лосося и запеченный картофель под соусом бешамель. Сказала, чтобы мы располагались и чувствовали себя как дома, она скоро закончит. Взяла наши пакеты с вином, сыром и паштетами и ушла в кухню. Я спросил, не надо ли ей помочь, она ответила «нет». Мы с Оливье, Арианой и Франсисом прошли в гостиную. Зажигать свет никому не хотелось: елка с лампочками выглядела очень празднично. Вблизи она оказалась еще больше, чем выглядела в окне. К тому же я, кажется, никогда не видел таких пушистых, и мне почему-то стало обидно.
— Детка, у тебя пиво есть? — гаркнул Франсис.
Элизабет ответила из кухни «да». Я еще не успел сесть и вызвался принести.
— Четыре бутылки? — спросил я.
— Три, — поправила Ариана. — Я подожду ужина и вина, не хочу смешивать.
— Слишком ты благоразумная, — фыркнул Франсис. — Расслабься хоть немножко, мы же празднуем Рождество!
Ариана промолчала. Уже из-за двери я услышал, как Франсис подначивает Оливье: «Твоя подружка вообще никогда не расслабляется, а?» Тот что-то ответил, но я не разобрал.
Элизабет склонилась над лососиной, запеченной в алюминиевом противне, и тыкала ее вилкой, проверяя, готова ли. Ее волосы были подобраны и скреплены сзади большой заколкой. Я кашлянул, оповещая о своем присутствии. Она обернулась:
— А, это ты… Ты за пивом? Оно на балконе.
— Тебе принести?
Она кивнула; я открыл балконную дверь и взял четыре бутылки. Вернулся в кухню, откупорил одну и поставил на стойку.
— Спасибо, — сказала Элизабет и отпила глоток.
Она сунула противень с лососиной обратно в духовку, посмотрев заодно на картофель. Поставила таймер на пятнадцать минут и повернулась ко мне. Она была в длинном коричневом платье, которого я никогда на ней раньше не видел. Я был просто не в силах оторвать от нее взгляд.
— Что-нибудь не так? — спросила она.
— Это платье сидит на тебе как влитое.
— Я знаю.
— Только ярлычок торчит из-за шиворота. И розовая бумажка из химчистки не оторвана.
Она завела руку за голову. Но у нее никак не получалось оторвать бирку химчистки самой, и пришлось просить меня.
— Простые как правда они в этой химчистке, — добавила она. — Вместо того чтобы прикалывать булавками, прикрепляют намертво степлером: а что, дешево и сердито!
Лично я вовсе не имел ничего против экономии средств именно в этой отдельно взятой химчистке. Я поставил на стойку остальные три бутылки и занялся платьем Элизабет. Осторожно вытащил две металлические скобочки, засунул ярлычок внутрь. Элизабет передернулась:
— Фу! У тебя холодные руки!
Я бросил розовую бумажку в мусорное ведро.
— Это от пива.
— Что? — Она открыла кран и не расслышала из-за шума воды.
— Ничего, проехали. Что еще новенького?
Несколько капель воды брызнули ей на платье. Элизабет повернулась ко мне спиной и, роясь в принесенных нами пакетах, ответила:
— Да так, ничего. Все по-старому.
Она достала сыры, развернула их и стала раскладывать на большой тарелке.
— Красивая елка у тебя в гостиной, огромная какая. Ты ее покупала с доставкой?
— Нет, сама срубила в лесу. У тебя сигарета найдется?
Я подошел к ней. Достал пачку «Дю Морье» из кармана рубашки. Элизабет зажала сигарету губами, я поднес зажигалку. Она выдохнула дым и сказала:
— Ты хорошо выбрал сыры, но, по-моему, тебя просили купить четыре сорта, а не три.
Я наклонился над тарелкой. Ока, козий, бри, а комбозолы не было. Пакет лежал на стойке пустой. Я вспомнил девчушку на улице и как мы с Франсисом выпустили из рук пакеты. Наверно, тогда он и выпал.
— Я купил четыре, честное слово, — стал я оправдываться. — Но какая-то девочка…
— Тебе, значит, встретился Оливер Твист, переодетый девочкой? — перебила меня Элизабет язвительно.