Глава 14
Марк.
— Твою мать! Что за мерзость! — как только жидкость, которую она имеет наглость называть «кофе», попадает в мой рот, сплевываю ее обратно в чашку.
От неожиданности секретарша, чуть ли не подпрыгивает, а на ее смазливом личике читается недоумение вперемешку со страхом. Какого черта, это девица все еще стоит здесь и хлопает глазами? Она со всех ног должна бежать из моего кабинета, чтобы продолжить и дальше учиться варить этот проклятый кофе. Почти каждый день, на протяжении двух недель, она приносит мне эти помои. Ее только за это нужно уволить. Кто ее вообще взял на эту должность?! Нужно связаться с отделом кадров.
— Как Вас зовут? — спрашиваю, сверля взглядом секретаря, отодвинув чашку на край стола.
— Даша, — еле слышно мямлит она, опустив голову.
Тяжело вздыхаю, откинувшись на спинку кресла. Похоже, мое терпение лопнуло именно этим паршивым утром.
— Так вот, Даша, заберите чашку, — указываю взглядом на эту дрянь, — и принесите мне заявление на увольнение. Свободны. — Опускаю взгляд в монитор ноутбука и продолжаю работать. Но успеваю заметить выражение ее лица. Могу поклясться, что ее и без того не маленькие глаза стали в раза три больше от удивления. Даже рот открыла. Да, Даша — ты идешь нахрен с этой должности, раз не умеешь варить кофе, и портишь мне каждое утро настроение. Не говоря уже о твоем тупом выражении лица, с которым ты встречаешь меня утром и провожаешь вечером. Просто улыбаться и справляться с расписанием моих встреч — недостаточно.
Жду, что она спросит, почему я увольняю ее, либо заплачет, накричит на меня. Хоть какой-то реакции. Но она делает, как я сказал — молча, берет блюдце с чашкой и покидает мой кабинет. Отлично. Сегодня снова без кофе.
Вчерашняя ночь была ужасна. Сначала Валерия и ее дружок. А потом этот захудалый бар и брюнетка. Удалось поспать всего несколько часов, а работы сегодня невпроворот.
За следующие два часа работы я успел принять двух крупных потенциальных арендаторов в центр и обсудить несколько важных вопросов. До завтрашнего вечера мне нужно успеть многое, потому как ночью нужно лететь в Москву и доделывать дела. Которые отложил. Но полечу не один, а в компании с девушкой, ради которой эти дела и пришлось отложить.
Слышу стук в дверь. Встречи закончены на сегодня. Кого принесло? Поднимаю взгляд и вижу в дверях Валерию. Выглядит девушка, мягко говоря, усталой, она измождена, как будто и не спала вовсе. Не ожидал ее увидеть так рано утром. Я знаю, что должен извиниться за свою выходку и собирался сделать это вечером. Но раз она тут.
Захлопнув двери, она подошла к моему столу напротив, и бросила на него листы бумаги. Разорванные. Бросаю взгляд на них, а затем на нее.
— И тебе доброе утро, — пытаюсь быть вежливым, ведь в ее, хоть и усталом, лице я вижу все те же эмоции — злость, ненависть, желание разорвать меня на куски. Все как обычно. — Мусорное ведро, слева от тебя, под столом.
Она продолжает стоять, что-то обдумывая в своей милой головке, но сжимает губы и послушав меня, берет бумаги в руку и чуть наклонившись под стол, выбрасывает их.
— Там и место вашему договору! — все тот же ядовитый голос. Интересно, а когда она рада, довольна — как звучит ее голос? Удастся ли мне хоть раз насладиться ее приятным звонким голосом, а не гневным криком? Увидеть ее счастливой? Мне надоело быть ее раздражителем. Я хочу, чтобы рядом со мной эта девочка чувствовала себя комфортно и в безопасности. При каждой нашей встречи она подобна маленькому злющему котенку — встает на дыбы, шипит и пытается расцарапать мне лицо. Я устал от этого дерьма.
— В договоре тебя что-то не устраивает? Так это, не проблема — все решаемо, — пытаюсь успокоить ее и настроен дружелюбно, — присаживайся, Валерия, — указываю подбородком на стул напротив, возле которого она стоит, держа оборону. Она снова настроена воевать. Только я нет, ведь понимаю — что она имеет полное право на меня злиться. Ведь прошлой ночью я наплошал по-крупному.
— Я никогда не подпишу ни этот, ни какой-либо другой договор, — цедит она сквозь зубы, — более того я отказываюсь участвовать во всей этой игре! — ее маленькие пальчики сжались в кулачки, как будто она ожидает, что я на нее наброшусь. Но это не так.
— Валерия, присядь и успокойся, — начинаю я, но она прерывает, вскрикивая.
— Да перестать ты называть меня Валерией! Ненавижу свое имя, когда оно звучит из твоих уст! — хватается она руками за голову и закрывает глаза, как будто мой голос причиняет ей боль, — И я не успокоюсь, пока не скажу тебе все, что о тебе думаю! — распахивает она свои глаза.
— Успокойся, — снова пытаюсь усмирить ее. Мы оба знаем, что стоит ей только наговорить лишнего и я не сдержусь.
— Ты эгоистичный сукин сын! — указывает она на меня пальцем, продолжая кричать, — Ну ладно я, — нерадостно усмехается девушка, качая головой, — я стерплю все твои унижения! Но причем здесь Данька!? Мало того, что ты перекрыл кислород ко всем сферам моей жизни, преследуешь, заставляешь плясать под твою дудку, так еще и отнял моего единственного друга! — она снова… плачет.
Вижу, как тяжело даются ей слова, голос ее хрипит от крика, и она чертовски измотана. Ее друг важен для нее, а я все испортил. Приподнимаюсь с кресла.
— Прости меня, за вчерашнюю ночь, — я должен был сказать эти слова еще вчера, либо сразу, как только она вошла в кабинет. Не могу больше видеть, как она страдает.
— Что ты сказал?! — вытирает ладонью слезы и смотрит на меня ошарашенно, будто у меня три головы, вместо одной.
Да, девочка, я умею признавать свои ошибки. Какой угодно реакции я ожидал от своих слов, но только не этого истеричного смеха.
— Даже не верится, что ты, напыщенный павлин, сам Марк Антонович Власов соизволил попросить прощение! — она подошла к столу ближе и облокотилась на него ладонями, — только знаешь, что? — чуть нагнулась ко мне, прищурившись, — засунь это «прости» себе в задницу! И катись к черту! — резко развернулась к двери, — с меня хватит, я ухожу!
Все сказала? Только вот я, не успел ничего сказать в ответ. Последнее слово всегда за мной.
— У тебя нет выбора, — четыре слова, которые заставили ее обернуться в трех шагах от двери.
— Еще как есть, — уверенности ей не занимать, она ухмыляется, — я залезу по уши в кредиты, продам квартиру, но отдам тебе все до копейки, — делится она своими планами.
Только я с ней совсем не согласен. Правила здесь устанавливаю я.
— Если ты выйдешь за дверь и не подпишешь этот договор, то на пару с матерью своего друга, сядешь за решетку.
— Что ты имеешь в виду? — теперь вся ее уверенность пропала, и в голосе сквозит тревога.
— Чек, который ты обналичила, был фальшивым. А кассир, коим является мать твоего друга, чек приняла и обналичила, — обхожу стол, направляясь к девушке, что застыла в центре кабинета. Мне кажется, либо она стала еще бледнее? Услышав меня, она нервно машет головой из стороны в сторону, что-то бормоча.
— Теперь вы соучастницы. Как думаешь сколько фальшивых чеков по этой схеме вы уже обналичили? — подхожу к ней ближе, она же отступает к стене возле двери. Взгляд ее лихорадочно осматривает мою грудь, ладонью она прикрыла рот. А когда отступать уже было некуда и ее спина столкнулась со стеной, она наконец подняла свое хорошенькое личико и встретилась со мной взглядом.
— Нет, чек не был фальшивым и мы не соучастницы, — пробормотала она.
— А кому поверят? Мне, кто все это подстроил, и может сделать так, что поддельных чеков будет больше. Либо тебе? — наклоняю голову в сторону, с нетерпением ожидая ответа.
— Нет, скажи, что это не так, — что-то похожее на панику зарождается в ее голосе, глазах, теле, — нет! Нет! — продолжает она повторять, как заведенная и я чувствую, как ее маленький кулачок ударяет мою грудь. Один удар. Второй. Еще раз.