В это время дверь позади меня распахивается, женские вопли сливаются с мужскими криками, а языки пламени охватывают здание. Раздается оглушительный выстрел, пуля пролетает над головой и попадает в лоб мародеру. Его глаза широко распахиваются, лицо заливается кровью, рот раскрывается в идеальной округленной О, мародер откидывается назад и падает замертво.
За спиной раздается оглушительный женский вопль, но я никак не могу отвести взгляда от мертвого тела мужчины. Кто-то хватает меня под руки, отчаянно пытаясь поднять, но ноги дрожат и подкашиваются. Глаза наполняются слезами, я трясу головой, чтобы увиденное прояснилось. Пока в суматохе и панике никто не замечает ножа в моей руке, я сую его в карман полушубка.
Безлицые выбегают из горящего дома в полной боевой готовности. Вокруг воцаряется хаос. Огонь полностью окутывает здание, полураздетые девушки выбегают босиком на улицу. Безлицые бросаются в бой. Мародеры окружают мужчин, у половины в руках огромные дубинки, в то время как у Безлицых ножи для метания и пистолеты. Возможно, я покажусь сумасшедшей, но если бы не смерти, ранения и боль, то представшая картина кажется мне очень красивой.
Страх накрывает волной, лишая возможности дышать.
– К машинам! – сзади раздается голос Татьяны.
Повторять еще раз не требуется. Девушки кидаются в сторону припаркованных у противоположной стены машин. Я вглядываюсь в толпу и облегченно вздыхаю, когда вижу, что одними из первых за руку бегут мои подруги. Несколько раздетых девушек босиком бегут по снегу, у меня сжимается сердце.
Крики боли, свист пуль, ругательства, рев снегоходов и смех. Все сливается в одну зловещую симфонию. Боковым зрением я замечаю, как на землю замертво падают тела, и чувствую привкус тошноты во рту.
Жанна и Хлоя бросаются к разным машинам и открывают двери, помогая залезть другим девушкам. Мне кажется, что я последняя, но сзади слышу тяжелое дыхание.
– Ева! – я узнаю голос Марии.
Девушка пристраивается ко мне рядом, мы бежим в одном направлении. Газели забиты, на месте водителя в одной машине я замечаю Тревиса. Я подбегаю к двери, намереваясь броситься в салон, но Мария меня останавливает.
– Нужно открыть ворота! – перекрикивает шум девушка.
В ответ я еле заметно киваю. Тревис заводит машину. Мы с Марией бежим к воротам. Кажется, будто до нас мародерам вовсе нет дела, их интересуют Безлицые.
Огромные железные прутья обмотаны цепью, на которой висит замок. Удивительно, что мародеры взорвали стену, хотя могли бы просто снести цепь. Мария трясущимися руками перебирает ключи, ища подходящий. Пока она возится с замком, я позволяю себе взглянуть на бойню. Половина мародеров лежат замертво на красном от крови снегу. Я внимательно присматриваюсь и среди трупов не вижу ни одного Безлицего, отчего сразу становится легче, поскольку это означает, что Алекс в порядке. Известно, что Безлицые жестокие по своей натуре, они не только суровы в правлении, но и искусные бойцы. Именно поэтому их так боятся.
Когда третий по счету ключ не подходит, Мария начинает сыпать проклятьями.
Девушка чуть отходит назад, она достает свой пистолет и прищуривается. Я затыкаю уши, а затем Мария нажимает на курок. И так четыре раза.
Кажется, я ошибалась насчет этого замка.
Затем Мария упорно бьет по нему, и он, наконец, слетает. Мы распутываем цепь. Мария берется за одни ворота, я в свою очередь за другие. Признаться, открывать оказывается не так-то просто. Приходится приложить много силы, чтобы хоть немного их сдвинуть. Снег мешается под ногами, я тяну на себя металлические прутья, и ворота еще немного сдвигаются. У Марии, похоже, уже есть в этом деле опыт, она справляется со своей стороной и присоединяется ко мне.
– Тренажеры? – кричу я, думая, что ее очень хорошо подготовили. Девушка на вид кажется хрупкой, а на самом деле Мария все-таки умеет обращаться с оружием, имея при этом хорошую физическую подготовку.
– Мешки с картошкой, – отвечает девушка.
Я понимающе киваю.
Мне тоже доводилось помогать на кухне, когда мы только попали в Содержательный дом, но для этого я была слишком слабой, поэтому до недавних времен была уборщицей. Я никогда даже не задумывалась, что Мария должно быть с детства отшивалась где-нибудь неподалеку.
Мы открываем ворота так, чтобы машины смогли проехать через них. Одна пролетает мимо, другая едет следом за ней. Мария встает перед машиной и машет руками, чтобы о нас не забыли. Автомобиль останавливается. Еле заметная тень скользит вдоль стены, мне удается уловить движение боковым зрением, но оказывается слишком поздно. Звук выстрела сливается с остальными звуками борьбы. Мария на мгновение замирает, ее руки грациозно скользят по воздуху, плечи опускаются, а затем она падает. Я срываюсь с места и успеваю поймать девушку.
Пули пролетают над головой, я не знаю, кто по нам стреляется, но и выяснять это не собираюсь. Я перекидываю руку Марии через плечо и тащу ее на себе к машине. Дверь распахивается, и девушки помогают нам забраться. Я падаю на колени, мы кладем Марию на сидения. Раздается рев мотора, и мы покидаем базу.
Сердце бешено колотится, виски пульсируют. Я не могу дышать. Глаза Марии открыты. Из шеи струится кровь. Все ее тело бьется в судорогах, я слышу ее хрип, понимая насколько ей больно, все внутренности сжимаются.
– Нет, нет, нет, – шепчу я. – Все хорошо, Мария, все хорошо.
Девушку трясет, ее глаза распахнуты, она тяжело дышит. Каждый вздох ей дается с трудом. Я снимаю полушубок и укрываю ее. Меня трясет не хуже ее, я закрываю руками рану Марии, отчаянно надеясь, что кровотечение остановится. Лицо девушки бледнеет, она дергается. Мария открывает рот, пытаясь что-то сказать, но кроме болезненного хрипа ничего не выходит.
– Ш-ш-ш, все хорошо, мы скоро приедем домой, папа тебе поможет, – меня переворачивает от такой лжи. Мария умрет прежде, чем мы доедем до дома.
Девушка тянется ко мне. Я убираю свои руки от ее раны, понимая, что это уже бесполезно. Мария берет мою руку, и наши пальцы переплетаются. Я чувствую какой-то предмет, но сейчас это не имеет значения. Она с силой сжимает мою руку, наши взгляды встречаются, ее рот дергается в попытке улыбнуться, а затем девушка замирает. Глаза становятся стеклянными, а хватка слабеет. Я склоняюсь над Марией, но не отпускаю ее руки. Слезы вырываются наружу с большей силой. Моя голова падает на ее тело, и в полном молчании, которое нарушают лишь мои всхлипы, мы добираемся до дома.
Не в первоначальном составе.
– Тебе нужно поесть, – Мия волнуется за меня, несмотря на то, что мы едва знакомы.
Девушка подходит к моей койке и ставит на прикроватный столик стакан с водой и тарелку с чем-то очень похожим на птичий помет – наша обычная еда.
– Я не хочу, – глаза воспалены от слез, когда я закрываю их, мне становится страшно, во снах то и дело что появляются трупы сестры, каннибалов, мародера, а теперь еще и бледное лицо Марии.
Сколько еще это будет продолжаться? Как много людей мне предстоит еще увидеть мертвыми, прежде чем умру я?
Мне кажется, словно безумие протягивает ко мне невидимые руки.
– Тебе НУЖНО, – настаивает Мия, садясь на соседнюю койку.
Я удивляюсь ее заботе, Мия кажется хорошей девушкой, но внутренняя тревога возрастает при ее приближении.
– Знаешь, я ведь не раз теряла дорогих мне людей, – спустя несколько минут девушка вновь начинает говорить, хотя мне не хочется слушать ее исповедь или делиться подробностями своей жизни и плакаться в жилетку. А точнее в обтягивающее, короткое красное платье. – Моя мать продала меня нашему соседу, чтобы как-то рассчитаться с долгами.
Я хмурю лоб.
– Что значит, она продала тебя?
Мия устало улыбается.
– Я должна была работать на него, – она делает паузу. – Так же как и вы.
– Что? Этого быть не может, как она могла?! – я переворачиваюсь на бок, и наши взгляды встречаются. Мои брови взметаются вверх в возмущении.
– Все просто, ей нужно было на что-то жить, – девушка прикусывает губу, а я навостряю уши. – Вначале я воспротивилась, за что была наказана, – Мия потирает руки, и в памяти всплывают ее многочисленные полоски шрамов. Неужели это плоды ее неповиновения? – Нашим соседом был мужчина сорока трех лет, он был жестоким малым, но это было не самое страшное. Его безумие и жажда к насилию объясняется наличием крошечного мужского достоинства, – ухмыляется девушка, я чувствую, как тошнота подкатывает к горлу. – Серьезно. Ужасной ошибкой был его сын Ларри.