Ой: Жахнуло, – похолодел Казановских, враз вспомнив всё: и гром, и молнию. Мозжит, иголочками покалывает в конечностях. Душа его рвётся на свободу.
Ёй: Защемило, думаешь, сердце?
Ой: Уж не знаю, что там защемило у него, а на дорогу он – не глядя. Да не передом, а задом наперёд…
Ёй: Надо полагать, один шёл задом, другой же, тот что за баранкой, вывернул голову назад: кто там палит ему вослед? Так и встретились два одиночества посреди своего жизненного пути, чтоб круто в узелок завернуть судьбину. Свет померк под визг тормозов… Ай-йай-йай!
Ай: Что – Ай?!
Ёй: А то! Помолчи-ка, коль сам не говоришь. Раз братец Ой взялся за рассказ, так пусть любезен будет прозреть до самого конца. А мы послушаем прозорливца – и рассудим. Рассказывай дальше, братец Ой.
Ой: Что тут рассказывать?! Шофёр нажал на тормоз, стоит и через лобовое стекло склабится на чудака, что задом вышел на дорогу. А потом как нажмёт на сигнал – Казановских как шарахнется куда глаза не глядят… В общем, зацепился ногой за бордюр и упал…
Ёй: Насмерть, что ль, на этот раз?!
Ой: Ну, насмерть или не насмерть – это уж не самое печальное.
Ёй: А что всего печальнее?
Ай: Печальней, спрашиваешь? Мороз и солнце – день чудесный: май уж на носу… Оглянись вокруг! Где капель?! Где сосульки?! Маяться уже пора – она всё назад глядит!
Ёй: Ах, да, да, да – в самом деле, как это я так сплоховала? Место – да, действие – да. А время – не то!
Ой: Ну – и? Не томи, прозорливая!
Ёй: Упал? Сломал ногу…
Ой: Я так и знал! Приехала машина с красным крестом – и фьить под голубое мерцание по встречке в клинику, а там уже люди в белых халатах и точат на него большой кривой скальпель.
Ай: Да, братец Ой, сказываешь, как будто в воду глядишь.
Ой: Не в воду – в зеркало!
Ай: Тебе виднее, что куда да как.
Ой: И?
Ай: Что – и?!
Ой: Вырезали?
Ай: Что вырезали?! У тебя, видать, одно на уме. У таких не вырезают – таких штопают да латают. На уроках по интуиции, верно, у тебя тоже «двойка» была? Может, даже вшили бы чего, окажись под рукой второй Борг. Да где ж их напасёшься таких, кто всем всё должен?! Кому новую почку, кому – ногу целую.
Ой: Ну, ногу-то отчекрыжили?!
Ёй: Ладно, допустим, отчекрыжили бы ногу – отняли и кому-то пришили. Но разве без ноги умирают?
Ай: Кто сказал – без ноги? При обеих ногах, причём своих, зарубите себе на носу, остался мой герой. И ничего он не ломал.
Ёй: Так он что – живёхонек?
Ой: Что ты мелешь?! Разве живых закапывают во сыру землю?
Ёй: Случается – закапывают. Вот те крест! Сама видала. Давно это было. Хотя не со мной…
Ай: Да что же вы такое несёте, прозорливцы?! Так могло быть, и должно было случиться, как вы провидите, ежели б Казановских хоронили бы живым или мёртвым. Казановских не во гробу лежит, а ножками, причём обеими и здоровыми, землю грешную топчет.
Ёй и Ой (в один голос): Как ножками?!
Ай: А вот так – ножками, и всё тут. Просто отдал богу душу, а сам остался жить без души…
Ёй и Ой (в один голос): А это как?!
Ай: Душа как ушла в пятки – так и пустился он в бега. Я остался там, где дух свой испустил он…
Ёй и Ой (в один голос): Разве так бывает?!
Ай: От переизбытка чувств и слепой веры в собственный крест случается и не такая ещё беда. Чередой случайностей нелепых рука провидения его вела…
Ёй и Ой (в один голос): Братец Ай, но что же ты тогда делаешь здесь, с нами, на кладбище?
Ай: Что-что? Жду!
Ёй: А чего ждёшь-то?
Ай: Не могу же я с вами вознестись на небеса, а своего героя оставить жить здесь до скончания веков, – без души, без памяти. Меня там, наверху, не поймут – не примут.
Ой: Стало быть, ты своего потерял…
Ёй: Или он тебя?
Ёй и Ой (в один голос): А ждёшь-то чего?!
Ай: Раз Казановских отдал богу душу, стало быть, и меня рано или поздно призовут к себе – на суд божий.