Жан – с определённостью никто не скажет, имя ли, прозвище ли носит этот едва не юноша с мраморно бледным лицом, наделённый женской красотой и стройностью. Сдаётся, не только пол, но и возраст размыт в его утончённом смазливом облике. Чем-то пикантным, французским так и веет от этого ловкача с длинными волнистыми кудрями цвета спелой сливы, забранными в пучок на затылке. Но кое-кто о нём и иначе судачит: маленький пёсик – всегда забавное щеня. Зубки только отточил не по-щенячи острые.
Другие лица – упоминаются и даже не только правом голоса, но и собственным именем наделены, однако ж до поры до времени держатся в тени, воздействуя на развитие событий из-за занавеса сцены.
Место действия – казённое учреждение в стиле советского неоклассицизма, куда по собственной воле мало кому взбредёт в голову наведаться, а если и взбредёт, то могут и не впустить, а если впустят, то могут и не выпустить.
Время действия – окончание смутных времён начала XXI века.
Характер действия – если бы тайком взглянуть со стороны и при этом непредвзято сопоставить подмеченные особенности, то характер тут показался бы весьма отличным от того, который можно было бы предположить в подобном месте в любое время дня и ночи.
Иными словами, триединство места, времени и действия каким-то образом расстроено – если не по форме, так по сути.
Действо первое
Занавес медленно поднимается.
Кромешная тьма. Тишина.
И вдруг явственно доносится до слушающих, как где-то кто-то то ли скребёт, то ли что-то грызёт – очень громко и совершенно не опасаясь, что его услышат. Этот неприятный звук, действуя на нервы, напоминает скрежет, как если бы напильником – да о кромку стекла.
Скрипнула дверь. Скребки мгновенно затихли. Щелчок выключателя – и вспыхивает яркий свет.
Генеральский кабинет. Расположен хотя и не под самой крышей, однако всего лишь на расстоянии одного лестничного пролёта до самого высокого кабинета и тоже устлан мягким ворсистым ковром, на котором весьма жёстко и неуютно стоять едва ли не всякому, кого сюда приглашают особым способом – так, что отказаться нельзя.
В кабинет входят двое: генерал и полковник. Мирно беседуют на отвлечённые темы. Но поначалу речь их не членораздельна – междометия да смешки, так что при первом же взгляде со стороны очевидно, что эти двое не связаны вертикалью власти и условностями субординации. Этакий дух панибратства витает в воздухе, несмотря на казённую обстановку кабинета и промелькивающие местами командные нотки в голосе.
Тем не менее, когда всем становится понятным, о чём идёт речь, то всякому слушающему и наблюдающему уже заметно, что полковник исходит нетерпением и слегка раздражён; напротив, генерал как будто то ли не замечает, то ли не хочет замечать нетерпения своего собеседника: он спокоен, снисходителен и чуточку даже надменен. Ну а если и придавливает порой с нажимом, так это только потому, что звание обязывает, со временем перерождаясь во вторую натуру.
Во всём прочем всё как обычно. Генерал говорит громким уверенным баритоном, слова разделяет, с особым тщанием ударяя предлоги и союзы, иногда на непривычный лад смещает акценты. Полковник менее шумный, мягко грассирует, на месте «г» произносит звонкое «х» и тянет полуударное «о» на манер южнорусского говорка.
Генерал: Полковник, я вот что скажу вам. Я никогда не встречался с Иваном… Как, бишь, его там по батюшке? Горыныч?! Нет, Егорычем, кажется, кликали,– так, да?
Полковник: Так точно, товарищ генерал. Иван Егорович Кривонос.
Генерал: Но наслышан изрядно. В старые добрые времена об этом хромом сыщике слагались настоящие легенды. И до сих пор нет-нет, да и услышишь, как какой-нибудь безусый сопляк рассказывает анекдот про Ваньку Каина, Хромого…
Полковник: О мёртвых, сами понимаете: или – или…
Генерал: Погодите, полковник, не перебивайте. Так вы выставите меня этаким э-э… чёрт знает кем!
Полковник: Что вы? У меня и в мыслях! Не держал я ничего такого…
Генерал: Ладно, забудем. Проехали! Мы с вами, полковник, люди одного круга. Я знаю, что такое честь. Я знаю, что такое долг, память, наконец – взаимовыручка. Для меня это, поверьте, не пустые слова. И мне вполне понятны мотивы, которые движут вами. Это вызывает чувство уважения. Именно поэтому, вопреки здравому смыслу и даже в чём-то преступая должностные полномочия, я и согласился принять участие во всей этой авантюре. Но всему есть свой предел…