Нет ничего интереснее момента, когда визуальный и мысленный образ девушки, созданный за время общения с ней, превращается в нечто более тактильное: одежда остается на полу, а ты чувствуешь тепло ее тела, теперь то, что ты привык видеть глазами, становится тем, что ты ощущаешь всеми остальными доступными человеческому восприятию способами. Язык оказывается во рту, руки перемещаются между ног и глаза автоматически закрываются, чтобы открыться лишь в тот момент, когда вы уже не будете прежними друг для друга.
Эти впечатления позднее и окажутся тем самым ощущением «тайны», будто бы намеренно скрываемым от всех остальных. И во многих ситуациях худшее, что можно придумать, – это предать эти отношения какой-либо общественной огласке. Ибо секретность и ощущение запрета и есть их основные ингредиенты.
Ближайшие несколько дней мы с Leo в основном трахались – соседи тяжело стучали в стены и батареи, пытаясь намекнуть, что мы сильно шумим. Чужую кровать мы сломали довольно быстро.
Мой член оказывался в ее рту практически в каждую хотя бы минимально подходящую для этого минуту – Leo не просто любила делать минет, для нее это было осознанной необходимостью. Она немного болезненно наслаждалась каждой секундой этого процесса – и меня приводила в восторг ситуация, когда она на каждый мой легкий намек послушно становилась на колени или спускалась в нижнюю часть кровати.
Она была не из тех девушек, что в каждый удобный момент стремятся отсосать и проявляют инициативу самостоятельно, будто бы забирая мою энергию через член. Leo заводил именно сам факт подчинения, она активно подыгрывала мне в этом и подчинялась, когда я говорил ей это сделать.
Ей была необходима боль – во время секса я вставлял ей как можно глубже, Leo кричала, и это меня естественным образом пугало, но по ее просьбе я продолжал, хотя порой это сбивало меня с толку. Слезы для нее будто бы были счастьем. Чем больнее я ей делал или она делала себе мной, тем лучше она себя чувствовала. Конечно, выходить за адекватный предел мне было тяжело психологически – в какие-то моменты я хотел остановиться, но мы заходили все дальше и дальше. Я несколько раз грубо «изнасиловал» ее – такие игры для меня были в новинку, но, будто бы боясь облажаться, я идеально отыгрывал эту роль снова и снова.
Не могу сказать, что в те моменты ощущал себя уверенным в себе мужчиной и, несмотря на обаяние и общительность, тем самым пресловутым, сводящим с ума девушек брутальным самцом я точно не был (да и сейчас не являюсь). Мои сексуальные предпочтения находились лишь в процессе формирования – за плечами у меня не было огромного опыта, а понимать женщин по-настоящему я лишь только учился.
Тем не менее в ее глазах я видел некую благодарность – благодарность за то, что я оказался «решительней» привычных ей мужчин и в каком-то смысле утолил ее жажду. Из глубины ее огромных глаз на меня будто бы смотрела часть ее души. Мне становилось немного страшно. Я чувствовал, как в Leo – в той части ее существа, что хотела боли во всех возможных смыслах, – рос аппетит.
Но, к сожалению или к счастью, мне нужно было уезжать.
Раздумывая над этим сейчас, я понимаю, что ее желания были подлинными, это не было столь полюбившейся юным девам в последнее время игрой. «50 оттенков серого» тогда еще не вошли в моду, и мы еще не знали, что через несколько лет буквально каждая вторая будет просить придушить ее или посильнее отшлепать.
Через несколько дней после моего возвращения в Петербург Leo написала, что рассталась со своим молодым человеком, ибо поняла, насколько это все было скучно. Я оказался хуже. Не сделал ответного шага, ведь вполне был счастлив в своих отношениях. Моя А. действительно была моей soulmate[3], и нас, кажется, вполне устраивал и обычный секс – я не ощущал острой потребности в экстриме, эти эмоции, пережитые с Leo, будто бы уже исчерпали себя, и мне хотелось поставить точку.
Leo испытала не только физическую боль – через месяц она призналась мне в любви, пронося это через призму того, что наше первичное несерьезное отношение друг к другу было не тем, что должно было произойти. Я был слишком глуп, чтобы оценить все правильно и сделать адекватные выводы. Хотя, как я уже упомянул: будь у меня еще один шанс, я все ошибки повторил бы дважды.
Контекст