Телефоны продолжали надрываться. То один, то второй. Оказавшись рядом с ними, чтобы взять из стола связку ключей, Тохтамбашев, поколебавшись, снял трубку городского аппарата.
- Але!
- Это я. Узнал? Плохие новости, Жора. Жди завтра утром проверку. Я толком не знаю, что произошло, но будут рыть капитально. Якобы дана установка тебя укатать. Сам знаешь, за что.
- Спасибо, - поблагодарил Тохтамбашев, хотя из динамика уже неслись гудки отбоя.
Вот, значит, как! Сколько добра сделал людям! Сколько раз помогал! А его - "укатать"! Нет уж, дудки!
Открыть замки железного ящика подбором ключей не получилось.
Тохтамбашев взял пилу-"болгарку". Поставил алмазный диск. И включил пилу в сеть.
Часть вторая
Глава первая
Лето 2002 года
Разбудил меня легкий шорох. В тайге бывает много звуков, но этот был не из них.
Я засопел, потом, не открывая глаз, медленно перевалился на левый бок и, сделав вид, что озяб, засунул руки под мышки. Правая рука легла как раз на рукоятку "макарова". Патрон был в стволе, и оставалось только снять пистолет с предохранителя. Чтобы не было слышно щелчка, я несколько раз сонно кашлянул и приготовился действовать по обстоятельствам. С пистолетом в руке я чувствовал себя гораздо увереннее.
И тут я услышал другой звук, который здесь, в безлюдной тайге, был совершенно неуместен. В утренней тишине раздался тихий смех. Тихий женский смех. Так могла смеяться смущенно прикрывающая ладонью рот девушка. И, гадом буду, я узнал этот смех.
Я отбросил плащ-палатку и резко сел.
В нескольких шагах от меня на земле сидела Настя.
Я ничего не понимал.
Может быть, это мне приснилось?
Вот вчера, например, мне приснилось черт знает что и среди всего прочего - она. Так может быть, и сегодня она растает в воздухе, словно утренний туман? Не похоже. Уж больно все это было реально.
Настя сидела на земле, подобрав ноги, и по-деревенски прикрывала ладонью рот. У ее колен валялась небольшая корзинка, и рядом с ней по мху были рассыпаны грибы.
Настины глаза улыбались, но на лбу обозначилась тонкая страдальческая морщинка.
Она улыбалась, но в ее глазах стояли слезы.
Она улыбалась, но ее узкая рука дрожала.
Увидев это, я почувствовал, как ржавое шило медленно входит мне в самое сердце.
Она выглядела так же, как и год назад.
На ней была все та же длинная холщовая рубаха, перетянутая в талии узким пояском, и те же тряпичные тапки. И точно так же, как год назад, ее голова была плотно обвязана белым платком, ровной полосой закрывающим лоб.
Я смотрел на нее, и в моей пустой голове не было ни одной мысли.
Молчание длилось, и нарушить его было невозможно.
Наконец Настя уронила руку от лица и тихим голосом произнесла:
- Пришел… Пришел, соколик мой желанный…
И вдруг бросилась ко мне и, обвив руками шею, громко заплакала.
Я тоже обнял ее и подумал, что лучше бы сейчас кто-нибудь просто пристрелил меня. Я совершенно не знал, как реагировать на такое бурное проявление чувств. Ответить ей тем же я не мог, потому что она вовсе не была чемпионкой моего сердца, а тупо отмазать такую девушку, прогнав какую-нибудь парашу вроде "да ладно, чувиха, че ты слезу гонишь", мог только полный подонок. Хоть я и уголовник и убийца, но на такое все же не способен. Мелькнула мысль о том, что влюбленной Настей не грех было бы просто попользоваться, и мне сразу же захотелось начистить себе самому грызло.
В общем, попал я в очередной капкан. И освобождаться из него нужно было так же осторожно, как выбираться с минного поля.
Настины рыдания понемногу стихали, и я гладил ее по плечам, по спине, по тонкой и нежной шее.
И - оп-па!
А как же она меня узнала?
Я же с другой мордой!
Интересное дело…
Я осторожно отстранил ее от себя и заглянул в лицо.
Она ответила мне нежным взглядом и заговорила:
- Уж как я ждала тебя, милый мой, уж как ждала! Ночей не спала, что ни делаю, а все в сторону леса посматриваю - не идешь ли. Истосковалось сердечко мое, послушай, как стучит, - и она взяла мою ладонь и приложила к своей левой груди.
Стучало там, действительно, не слабо.
Но у меня и у самого сейчас стучало и в груди, и в голове, так что этим удивить меня было невозможно.
- Что же ты молчишь, Костушка, скажи мне словечко ласковое!
И я, как последний идиот, сказал:
- Здравствуй, Настя.
И молчу.
- Голос твой… Сколько раз я его во сне слышала! Лицо другое, а голос твой. Наконец-то ты пришел ко мне! Теперь я тебя никуда не отпущу!
И она снова обхватила меня изо всех сил, не давая вздохнуть.
Мне пришлось взять ее за руки и силой развести их.
В моей голове наконец-то началось движение, и я начал соображать. Для начала я, ласково улыбаясь, встал на ноги, потянув Настю за собой, а потом, собравшись с мыслями, сказал:
- Уж очень неожиданно это все. Ты прости меня, Настенька, что я деревянный такой. Просто мне нужно собраться с мыслями, и мы обо всем поговорим. Обязательно.
Я сделал паузу и спросил:
- А как же ты меня узнала?
- А мне, государь мой, вечор старица Максимила и говорит - идет твой суженый от восхода. Встречай его на утренней заре в пяти верстах от скита. Вот я и пришла. А ты здесь спишь себе и не ведаешь, что мое сердечко к тебе идет.