— Тебе поручат искать сбитых союзных летчиков.
Секунду-другую я переваривал эту новость, а потом взвыл:
— Да вы там что, совсем с глузду съехали? Как искать? По всей стране? Без радиостанций и вертолетов?
— Без чего?
— Без геликоптеров. Очень удобная машинка для таких дел.
— Не слышал, ты откуда про нее знаешь?
— Арсо, не заговаривай мне зубы!
— Не по всей Югославии, — успокоил Йованович. — Почти все маршруты проходят над Сербией, летчикам дано указание по возможности дотягивать подбитые самолеты до Шумадии и Златибора.
— А много их?
— Рассчитывай на тысячу человек. Или больше.
Твою мать. Не успел я в очередной раз за день офигеть, на этот раз от грандиозности задачи, как Арсо растолковал, что это предполагаемая цифра, и не сразу, а за длительный период. Так сказать, расчетные потери.
Это уже полегче и под такой проект я фактически выторговал сохранение роты под новым названием. Во всяком случае, забрал всех своих — Глишу, Небоша, Марко, Луку и Альбину с Живкой. Насчет сестры Арсо поморщился, но согласился и приказал готовиться к полету в Бари, где формируется специальное подразделение американцев для поиска и спасения сбитых пилотов.
А это хорошая новость, из союзников можно вытрясти радиостанции. И новую десантную куртку. Причем не только мне, но и всей команде. И ботинки. И фонари, и фляги, и еще кучу снаряжения и ништяков. И конечно же таблеток от жадности, побольше, побольше!
В этих радужных мечтах я свалил из военного отдела, напоследок Арсо нагрузил просьбой зайти к Ранковичу. Но я решил сделать это завтра, а сам побежал к нам на базу в рассуждении чего бы покушать, порадовать ребят сияющими перспективами и завалиться спать, уж больно меня день вымотал.
Но — хочешь рассмешить бога… Обратная дорога шла мимо советской миссии, где меня зацепил Красовский:
— Владимир, на минуточку!
Я чертыхнулся, но тормознул.
— С тобой хочет поговорить один человек.
— А завтра никак?
— Он с утра улетает. И это просьба генерала Корнеева.
«Один человек» с воспаленными от бессонницы глазами долго выспрашивал меня про Ачимовича, засаду на Дражу у Калиновика, четницкую тюрьму и вообще про все контакты с четниками, начиная от поручника Дерикони, тщательно записывая ответы в блокнот.
Ближе к полуночи, когда мы оба заметно клевали носами, вопросы иссякли и я было возблагодарил высшие силы, что могу наконец свалить, он с силой потер лицо и уши, взбодрился и сказал:
— Расскажите, пожалуйста, про сестер Проданович.
Глава 4
Итальянский анабазис
Разговор со смершевцем или гебистом, не знаю, кто был этот советский офицер, закончился незадолго до рассвета. Идти на базу я не рискнул — комендантский час, а вот до хозяйства Ранковича прошмыгнул, пользуясь вызовом. К Леке меня сразу не допустили — он вовсе не спит, как можно подумать, а занят. Раньше-то «молодых» прикрывала широкая спина маршала, а теперь сами, все сами, к задачам разведки и контрразведки добавились и политические разборки.
Ну раз занят, то я по-простому улегся прямо в коридоре через минуту сильно затруднял работу «обавештајне и контраобавештајне службе» чудо-богатырским храпом. Минуток сто ухватил, а с первыми лучами солнца меня разбудили и провели к Ранковичу. Он поднял припухшие от недосыпа веки, сощурился и заржал:
— Ну и рожа у тебя, Владо! Ох, и рожа! Смотреть страшно!
— На себя посмотри, щеки впали, глаза красные, чисто Кощей.
— Кто?
— Баш Челик у русских.
— Да? — он вынул из ящика стола зеркальце для бритья, глянул в него, хмыкнул и передал мне.
— Да уж…
Правую щеку и лоб пересекал след от воротника, который я подоткнул под голову, когда спал. Отлежанная о куртку сторона покраснела от раздражения и контрастировала с остальным лицом, бледным от недосыпа. Чисто польский флаг.
— Пошли, умоемся.
На дворе Лека поплескал в лицо холодной водой и энергично растер его, а я почуял, что спать мне сегодня не дадут, разделся до пояса и вылил на себя два ведра. Лека отскочил, чтобы не попасть под брызги.
Взбодрившись и малость приведя себя в порядок, мы вернулись к столу.
— Чего от тебя русские хотели?
— О четниках спрашивали, о всех контактах с ними.
— И все?
— Еще о Милице и Верице. Подробно, вплоть до плана дома в Карабурме.
— Цветом белья не интересовался? — фыркнул Ранкович.
Стоило представить чулочки-подвязочки, как повело меня, чуть не улыл в воспоминания и мечты о завлекательных округлостях сестричек и прочей постельной акробатике. Едва слюну не пустил, но тут очень вовремя ввалился заместитель Леки, Слободан Пенезич по прозвищу Крцун и бухнул на стол полтора десятка папок.