Алька мгновенно просекла мое смурное состояние и вывернула наизнанку, женщины умеют это не хуже Гестапо. Показал ей письмо и тут же получил:
— Надо искать Сергея.
С ее точки зрения все однозначно — это моя семья. А родная кровь для черногорцев — святое. С моей… вроде бы чужие люди, но Сергей первый, кто помог мне в этом времени. Да и от Ольги Борисовны и Ольги-младшей я зла не видел, к тому же, они-то на меня надеются, как на сына и брата.
Оставить их в беде… ну, не знаю, не по человечески это, совесть замучает.
Белград в осаде и вряд ли я что-то могу сейчас сделать, значит, в первую очередь Сергей. Расспросить Чудинова, он до сих под призором Федора Махина, наверняка знает, где служил Сергей Сабуров. Взять отпуск, найти машину, проехать по следам Русского корпуса, выяснить…
Проще всего оказалось с Чудиновым — до последнего времени Махин держал его на должности «живого справочника» при отделе радио и пропаганды Верховного штаба, а в Кралево полковник еще и в школу устроился преподавать.
Звонок тут самый настоящий — школьный сторож-инвалид с часами и колокольчиком, никаких электронных извратов. Но на перемену ребятня валит как и везде, сметая все на своем пути.
— Господине учителю! Господине учителю! — вокруг Чудинова вилось пять или шесть знаек, которым не хватило урока.
Полковник отвечал каждому, а я задумался — вот как так? Живут бедно, вон, у паренька опанаки дырявые, лица худые и бледные, едят уж точно не досыта, но такая тяга к знаниям! А у моих друзей в XXI веке дети закормлены-забалованы, гаджетами обвешаны и вся учеба со всеми знаниями им пофигу. Может, и не нужна человечеству сытая жизнь, если она ведет в болото? Голодные да злые всяко большего добьются, чем сытые да ленивые.
— Николай Алексеевич, прошу прощения, можно вас на пару минут?
Чудинов обернулся и, кажется, обрадовался мне. Он поправил пиджак, сменивший немецкий китель, в котором я его видел последний раз, и подошел. Мальчишки и девчонки смотрели на меня не слишком дружелюбно, но майорские нашивки произвели должное впечатление — мне позволили завладеть вниманием учителя истории.
Полковник слушал меня и кивал, и почти сразу ответил:
— Сергей, помнится, служил в пятом полку, у Анатолия Ивановича…
Заметив, что я чуть дернул уголком губ, пояснил:
— У Рогожина. Его полк из долины Ибара пробивался в Боснию, насколько я знаю, были тяжелые бои под Вышеградом, ваши взяли много пленных.
— И где они? — не стал я цепляться к «вашим».
— Не могу сказать точно, но нынешняя практика такова, что пленных используют на восстановлении дорог, — размеренно, как на уроке, ответил Чудинов. — Полагаю, нужно ехать в Вышеград, наверняка там найдутся сослуживцы Сергея.
Ну вот, с местом поисков определился. А вот с отпуском и, тем более, машиной все гораздо сложнее. Главная проблема — а кто мой непосредственный начальник? К кому идти с рапортом, докладной или заявлением? Задачи мне ставили и Джилас, и Ранкович, и Арсо и Рибар, но конкретного командира нет, статус наш все время был «нечто при Верховном штабе». Или вообще при американцах.
Чесал я репу, чесал, а потом решил, что в первом приближении главный надо мной Лека. Во всяком случае, о своих вербовках я докладывал ему. Не к верховному же команданту Джиласу за отпуском тащиться.
Ранкович, хоть и ведал в первую очередь разведкой и контрразведкой, занимался также «внутренними делами» и сейчас в его хозяйстве происходило нечто вроде пожара с наводнением. Слишком быстро партизаны заняли большие территории, слишком много где требовалось создать народно-освободительные комитеты, наладить общественный порядок, выловить активных коллаборантов и совершить еще три с половиной тысячи дел, не считая мобилизации.
Настоящей, полноценной мобилизации — партизаны переходили к фронтовым операциям, разворачивали полевые армии с пушками-танками-самолетами. Для этого мало переброски македонских и албанских дивизий, внезапно оказавшихся без дела, для этого нужны люди и оружие. И если трофейным оружием делился Советский Союз, да еще немало захватили после почти бегства немцев из Греции, то людей взять можно только здесь. И в городах и срезах, помимо комитетов, появлялись военные комендатуры и участки народной полиции.
Так что хрен мне кто отпуск даст, если я не извернусь.
В мозговом штурме приняли участие ближайшие соратники и мы выработали стратегию, воплощать которую я начал с Владо Зечевича, православного священника и по совместительству де-факто министра, а де-юре уполномоченного по внутренним делам Национального комитета освобождения Югославии.