Не стал разочаровывать члена Верховного штаба, сел за руль, по дороге подхватил Марко и еще двоих ребят, закинули сумки с барахлом, сухпай и алга. Что Зечевич, что Ранкович выписали нам такие документы, что на постах только честь отдавали и семьдесят пять километров до Пожеги мы промчались пулей, насколько это описание применимо к сербским дорогам лета 1944 года. Часа за три, не больше.
До вечера провозились с проверкой даже не полиции, а местной комендатуры, которой еще предстояло стать полицией, утром двинулись дальше и все повторилось в Мокра Горе с точностью до названия. Одна радость, дороги хорошо знакомы еще с сорок первого: здесь лес красивый на склоне, вон за тем поворотом засада была, там мы за Слободанчиком бегали.
Приехали, проверили, переночевали, но дальше нас не пустили, а велели дожидаться конвоя.
— Пошаливают, — предупредил комендант, парень старше меня лет на шесть, но уже без ноги по колено.
— Что, четники? — ахнул я. — Неужели еще есть?
— Не, — пренебрежительно махнул он рукой. — Немцы да албанцы, мелкие группы, в Сараево пробиваются.
— Откуда они тут? — в последнее время я несколько утратил связь с обстановкой.
— Так горный корпус немцев из Черногории пытался выйти, его окружили и разгромили.
— А албанцы-то откуда?
— Оттуда же, дивизия «Скандербег», — терпеливо объяснил комендант, перекладывая костыль.
— И много их? — присвистнул я.
— Да почти всех выловили, но малость бродит еще. Там от всего корпуса тысячи три от силы осталось.
— Ладно, конвоя долго ждать?
— Обычно в полдень отправляем, — утешил меня хозяин.
Отлично, даже с черепашьей скоростью колонны в Вышеград мы доберемся к обеду. Пока ждали, Марко то ли хохмы ради, то ли назло местным, обозвавшим нас из-за машины и формы «американцами», нашел известку и намалевал на бортах джипа белые звезды.
Назначенный командиром колонны пожилой дядька с седыми усами упросил нас встать в голове — дескать, вы ребята опытные, прикроете, если что. Отличная идея, начальник! Но, строго говоря, он-то гражданский, а мы военные, и прятаться за камионы нам не к лицу.
До местечка Добрун на полдороге еле доползли за час — грузовики барахлили один за другим. Транспорт за годы войны износился, поставок запчастей почти нет, все держалось на честном слове. Даже без синей изоленты — ее тоже нет, а моей самодельной тканевой на всех не хватает.
За рекой Рзав, на горке, прямо рукой подать, стоял монастырь. С полным комплектом — святой источник, святой камень, святой крест и тысяча с хвостиком лет истории. Марко утверждал, что чуть ли не старейший в сербских краях, но судя по зданиям, вряд ли, он лет на пятьсот посовременнее. Хотя при здешней бурной истории монастырь могли перестроить раза три-четыре.
Вот за Добруном мы и приехали на перестрелку. Причем и я, и Марко, расслабились, отчего унизительно прощелкали засаду, огонь открыл пулеметчик из шедшего за нами грузовика.
Но вот по тормозам я ударил сразу же, развернув «виллис» боком, а в следующее мгновение уже падал в кювет, прихватив МАБ-38. Ребята и Марко выпрыгнули следом, водилы и сопровождающие тоже застопорили машины и метнулись в укрытия.
Лежа носом в дорожной грязи я понял, что меня напрягла слишком вялая пальба, как бы это не отвлекающий маневр, а основной удар нацелен в середину колонны. Свистнул братцу, чуть поднял голову и знаками показал, что надо забраться выше, чтобы не дать нападающим шанса, но тут все и затихло.
— Американиш? — раздалось со стороны засады.
Я огляделся, пытаясь понять, где он увидел американцев, а потом чуть не хлопнул себя по лбу и заржал:
— Я, я!
— Вир гебен ауф! Нихт шиссен!
— Не стрелять! Они сдаются! — скомандовал я остальным.
На дорогу выбралось человек пятнадцать оборвышей, старательно державших оружие сильно выше головы. Полчаса ушло на прием пленных и быстрое прочесывание склона, но ничего и никого больше мы не нашли. Причина быстрой сдачи нарисовалась сразу — даже не то, что нас приняли за американцев, а банальный голяк с боеприпасами. Пальнули на удачу, понадеялись, что водилы с перепугу встанут и позволят обшмонать кузова, но получили отпор и сочли за лучшее поднять руки.
Только четверо «немцев» мне сразу не понравились — у остальных бергмютце и пилотки, а эти без головных уборов, петлиц и нарукавных нашивок — спороли. И на мои немецкие фразы почти не реагировали. Вот зуб даю — албанцы, решили спрятать все, выдающее принадлежность к Ваффен-СС. Вот только хреновы умники не подумали, что пустое место может порой говорить громче, чем занятое.