Построили всех в две колонны перед джипом, в который посадили пулеметчика и марш-марш. К обеду мы опоздали, но дошли спокойно, если не считать попытки албанцев сбежать, когда они поняли, куда их ведут и кому сдадут. Так что у нас минус один пленный и плюс один труп, пулеметчик не подвел.
Вышеград, как и многие другие города, пострадал немало, но мост Мехмет-паши Соколовича все также опирался на девять быков над Дриной. Вдоль раздолбанного железнодорожного пути махали лопатами и костыльными молотками человек пятьдесят. Со склона за ними ними наблюдали шесть караульных с винтовками и я тормознул поближе к крайнему.
— Кто такие? — махнул я рукой в сторону «путейцев».
— Взяли полтора месяца назад, — не слишком приветливо ответил он. — Курить есть?
Подошли ребята, поделились с охранником табачком, он глубоко затянулся, не переставая поглядывать на поднадзорных и малость отмяк:
— Тут бои тяжелые были, русский корпус прорывался.
— Что, весь?
— Нет, один полк, но нам хватило, — скривился караульный. — Мы-то сами виноваты…
— Это как? — полюбопытствовал Марко.
— Да понимаешь… Мы их ждали, выставили засады, глядь — два автомобиля. Подъехали, вылезли из них шесть человек, покричали, да уехали. Кто ж знал, что это командир полка и его штаб… — он разочарованно взмахнул кистью с зажатой папироской.
— А что ж вы не стреляли?
— Так не знали, думали, что разведка. А ради шести человек засаду обнаруживать негоже, решили остальных дождаться, — он поморщился и дотянул курево до ожога пальцев. — А оно вона как, подошли их танкетки и пушки, еле отбились.
Снизу донеслась витиеватая матерная ругань и я тут же навострил уши — где-то я уже слышал эти построения! И точно!
— Юрий Венедиктович, вы? А где ваш товарищ?
Фигура в пропотевшей рубахе развернулась, оглядела меня стеклянными глазами и демонстративно сплюнула:
— А, господин большевичок…
— Зря злитесь, Юрий Венедиктович, все закономерно. Помните нашу первую встречу в Крупани? Я тогда сказал, что воевать вам либо против немцев, либо за немцев, все остальное иллюзия. Так и вышло.
— Я за Россию воевал! Тебе, краснопузому, не понять! — он дернул щекой и сжал рукоятку молотка до побелевших костяшек.
— Так где ваш товарищ? — не обращая внимания на тон, продолжал я.
— Сожгли его, — с ненавистью бросил офицер.
— Как это? Кто? — обалдел я.
Тут и не такие эксцессы случались, но последние два года партизаны, так сказать, придерживались конвенций.
— Как кто сжег?.. — переспросил он, точно не веря ушам своим, — да вы и сожгли!
— Я???
Господи, да не рехнулся ли он?
— Вы, вы, и некому больше. Бросили гранату и всех сожгли, — начал он шепотом и вдруг опять дернул щекой и почти закричал: — Пепел! Один пепел! И черепа среди пепла!
— Эй, господин хороший, — меня потянул за рукав мужик лет за сорок с простоватым лицом. — Их благородие малость не в себе, не береди его.
Я подозвал Марко, забрал у него папиросы и предложил мужику.
— Вот спасобо, господин хороший, вот спасибо… — забормотал он. — Кормят слава богу, а вот с куревом беда. Можно вторую про запас взять?
— Да хоть всю пачку, только скажи, что за пепел и черепа?
Мужик покосился на Юрия Венедиктовича, уже вернувшегося к рельсам и остервенело колотившего костыль молотком.
— Как бункера на Ибаре штурмовали, так их термитными гранатами закидывали. От людей только кучка пепла да черепа в лучшем случае оставались.
Твою мать… Неужели Сергея тоже? Я собрался с силами и спросил:
— Сергея Сабурова встречать не доводилось?
— Из юнкеров-то? Родня, что ли? Я гляжу, вы с ним схожи, — он показал на нас с Марко.
— Брат, — рассеянно ответил я.
— Так ты, что ли, Владимир Сабуров?
— Он самый.
— Врешь! — чуть не выронил папиросу мужик.
— Святой истинный крест, — я для гарантии перекрестился.
— Ишь ты… Сергей в соседнем взводе был, их мобильная группа вывела.
Вот черт, теперь ищи-свищи эту мобильную группу… Видимо, разочарование проступило у меня на лице слишком сильно и мужик добавил:
— В городской кутузке их высокоблагородие полковник Свеколкин сидят, он аккурат из этой группы.
Попасть в кабинет к начальнику тюрьмы с нашими документами оказалось раз плюнуть. Там обитал пожилой крепыш, не иначе, из бывших полицейских, уж больно он уверенно себя чувствовал в кожаном кресле, незнамо как уцелевшем в вихрях последних лет.