Был арестован, но суд состоялся только после объявления королем Александром диктатуры и роспуска Скупщины. Приговорен к двадцати годам домашнего ареста, освободился после падения Югославии в апреле 1941 года и переехал в Белград.
Арестован партизанами в октябре 1944, предположительно осужден военным судом и расстрелян, хотя есть свидетельства, что его видели в тюрьме Баница в декабре 1944 года. Документов суда, указаний на место расстрела и захоронения не имеется.
Отличия в мире Юнака летом 1944:
— во главе КПЮ и НОАЮ становится группа «младоюгославов», «старики» уходят в оппозицию;
— Милован Джилас признан Москвой как лидер югославских коммунистов;
— значительная часть немецких войск переброшена из Греции в Италию весной;
— западные союзники по прежнему не могут преодолеть оборону немцев на Аппенинах;
— ЭЛАС добивается большего, например, македонские части ЭЛАС освобождают Салоники на несколько месяцев раньше;
— вывод остатков группы «Е» из Греции летом затруднен «рельсовой войной»;
— отходящие части ослаблены и не могут серьезно усилить оборону немцев в Сербии;
— НОАЮ освобождает Белград при незначительном по сравнению с реальной историей участии Красной армии;
— бурно развивается освободительное движение на севере Италии;
— в освобожденной части Югославии формируется новая власть с участием всех антифашистских сил, от Крестьянской партии в Хорватии, до части монархистов в Сербии.
Глава 11
Учи олбанский!
Насчет «для нас» это я, конечно, погорячился. Для Сергея да, закончилась, но чего это мне стоило! Еще до взятия Белграда Национальный комитет освобождения выдал амнистию всем, кто воевал против партизан, но при этом не совершил преступлений. За исключением командиров от батальона и выше, членов усташской организации, добровольцев СС и… солдат Русского корпуса.
А Сергей, как ни крути, не сам сдался, а взят в плен.
Зечевич освобождать его отказался, но, ради наших хороших отношений, перевел поближе, на дорожные работы. Почесал я репу, почесал и понял, что Владо прав — закон прежде всего, действовать надо в правовом поле, с чем и отправился к главному партизанскому юристу Велебиту. Он всю войну в Верховном штабе рулил организацией судебной власти. И естественным образом занял должность уполномоченного по юстиции сперва в НКО, а потом (после приезда из Лондона доктора Шубашича) министра во временном правительстве.
Несмотря на занятость, Велебит принял меня почти мгновенно, ну, пятнадцать минут всего ждать пришлось. Кабинет он унаследовал, разумеется, от королевского министра, со всей золоченой мебелью дерева, бархатными креслами, ковром-аэродромом и прочими финтифлюшками с прибамбасами. Сам Владимир в солидном гражданском костюме при галстуке и в очках тоже выглядел несколько старорежимно. О его принадлежности к новой власти свидетельствовал только партизанский флаг с малость обтрепанными краями и звездой по центру, наведенной масляной краской. От этого флага на стене очень большая польза — он загораживал темное пятно на обоях, где раньше висел портрет Петра II.
Велебит про Сергея выслушал, проникся и выдал:
— Под амнистию он никак не попадает, освободить его невозможно, оснований нет.
— Ну хоть что-нибудь можно сделать? Брат все-таки.
— Да, семья это святое, — Велебит сделал серьезную рожу, поправил очки и вдруг улыбнулся, — можно изменить условия отбывания наказания. Ты готов его на поруки взять?
— Конечно!
— Тогда принудительные работы остаются, а мерой пресечения станет домашний арест.
— Отлично, спасибо!
— Только учти, — снова построжел Велебит, — если он чего выкинет, удерет или не дай бог другое преступление совершит, отвечать тебе.
— Не, Сергей не такой.
— Тогда договорились, — Велебит черкнул в перекидном календаре.
И сразу потянулся к стопке бумаг — помимо выстраивания новой юстиции, он еще занимался склоками с «эмигрантскими» министрами и душил их поползновения юридическим крючкотворством. «Лондонцев» в правительство включили больше в декоративных целях, чтобы сразу с союзниками не ссориться и не пугать чисто коммунистическим правительством. Ну в самом деле, у короля нынче дивизий не больше, чем у папы римского — четники (и домобраны) в итоге почти все оказались в рядах НОАЮ, а кто не все, того накажем.
Чем мы, собственно и занимались в составе Белградской бригады.