— Спорят насчет Воеводины и Санджака? Так это хорошо, люди при деле.
— Пожалуй, надо бы помочь им, — слабо улыбнулся Милован, — пусть и дальше спорят. Но они же и в Москву жалуются!
— А что Москва?
— Пока говорит «Разбирайтесь сами», но что дальше будет, неизвестно.
— Опирайся на партизан.
— Да, в армии и партии исключительно здоровый дух в смысле отношений между нациями.
Мне тоже это нравилось: помимо собственно югославов, через армию прошли четыре итальянские, венгерская и болгарская дивизии; австрийский, чешский, русинский, словацкий, польский, немецкий, румынский батальоны, а уж сколько «русских», то есть советских, и не сосчитать! Тут уж либо все равны и никаких свар, либо византийское наемничество, варанги. Но поскольку с деньгами у армии всегда было туго и воевали за идею, то естественным образом пришли к интернационализму.
— Знаешь, — сложил руки и оперся на них подбородком Джилас, — за республики выступили все легальные некоммунистические партии.
— Ну вот на это Москве и намекни.
Джилас пододвинул к себе бювар, задумался и быстро набросал несколько строчек, бормоча себе под нос:
— … оппозиционные партии формируются по национальному признаку и существуют за счет национальных предрассудков…
А потом без перехода спросил:
— Кофе хочешь?
— Лучше чаю.
— Ты что, заболел? — заботливо и строго нахмурился Милован.
Вот черт, все время забываю, что тут безраздельно господствует кофе, а чай служит лекарственным напитком.
— Нет, я русский, мы чай любим.
Джилас вызвал секретаря и после короткого обмена репликами развел руками:
— Извини, чая нет.
— Ну тогда кофе, что ж делать.
Прихлебывая обжигающую черную жижу, я выкладывал полученные еще в Боснии девяностых убеждения:
— Вы же интернационалисты не потому, что так в книжке написано, не по обязанности, а самим ходом вещей. Это националистам обязательно нужна своя, отдельная норка, со своим, отдельным языком и своей, отдельной историей. А вы как раз можете подняться выше этого
— И потому все, кто выступает за федерализацию, — подхватил Милован, — тянут нас к национализму!
Вот черт, все на борьбу за власть сведет…
— Но это все вопросы надстройки, — Джилас отставил пустую чашку, — базисом надо заниматься, а не этими дрязгами. Экономикой, страну поднимать.
Премьер-министр задумался, а потом с надеждой на сочувствие спросил:
— Знаешь, какая у меня сейчас самая главная проблема?
Я весело хмыкнул:
— Где взять денег.
— Ты что, мысли читаешь? — с нарочитым испугом отодвинулся Джилас.
— Ага, — радостно подтвердил я. — Любое большое дело требует до хрена денег. Чем больше дело, тем больше денег, а их всем и всегда не хватает.
— И откуда ты на наши головы такой умный…
— Из 1-го русского великого князя Константина Константиновича кадетского корпуса! — отчеканил я, верноподданически тараща глаза, как обычно делал покойный Мишка Левченко.
— Да ну тебя, — скривился Джилас. — Вот иногда ты такое скажешь, что десятерым умникам не разгрести, а иногда такой дурак, что прямо беда.
— Хорошо, если хочешь серьезно, скажу, где есть деньги.
Милован приподнял брови и подбородок:
— Ну?
— У американцев.
— Тьфу ты!
— Не плюйся. Вот помяни мое слово, еще год-два и они затеют покупать европейские страны.
— Зачем?
— Создавать барьер против вас, коммунистов. У них после войны денег полно, вот и будут предлагать инвестиции в восстановление на условиях удаления коммунистов из власти. Греция, Франция, Австрия и другие. И вам тоже предложат, лишь бы от Москвы оторвать.
— Вот уж хрен, мы с Россией! — заявил Джилас, но тут же помрачнел: — Но Москва подталкивает нас к быстрой коллективизации, а у нас такой необходимости нет. Продовольственную помощь тоже обрезали, наши требования присоединить Триест, Горицию, Южную Каринтию и Эгейскую Македонию отвергли.
— Ну куда тебе еще присоединять? Тут бы с тем, что есть, разобраться…
— В любом случае, на деньги от России рассчитывать не приходится, надо своими силами. А их мало…
— Выход один, сделать так, чтобы люди захотели горы свернуть. Не заставить, а именно чтобы захотели. Как там, «свободный труд свободно собравшихся людей». Чтобы все видели, что их усилия прямо ведут к улучшению жизни.
— Это тебе с Кидричем потолковать надо, у него похожие идеи.
А еще лучше с каждым, только вас много, а я один.
Разговор этот имел еще одно неожиданное последствие: пока что бездетные Милован и его жена Митра, а также Арсо и Ксения, взяли в семьи по двое сирот. Потом совсем еще неженатые Лека Ранкович и Славка Бецеле — тоже двоих, за ними Иво и Дана Рибар, Кардели и так далее.