- И что это значит?
- Тайком кто-то тут работал. Потому и провод не перекусил, а перерезал, и клеммы не закрутил.
- Меня исключаешь? Я физику плохо знаю. А свекровь?
После непродолжительного молчания шахтёр чмокнул жену и захотел оправдать маму:
- Согласен, взорвать и она может, это дело нехитрое. Даже вернее, чем папа. Но зачем? Смысл?
- Хорошо, подумаем о мотивах, - согласилась Тамара. - Скажем, злодею хочется здесь остаться. С кем-то. Тогда папе - незачем. Он эту войну Армагеддоном не считает. Ильгиз Кадырович? На фига ему здесь торчать? Мстить? Маме твоей?
Обстоятельно рассудив, супруги сошлись на том, что Ильгизу и Юлии не резон взрывать выход - явных признаков помешательства у тех не наблюдалось. Версии кончились.
- Никудышные мы сыщики, - констатировал Николай, обнимая жену.
- Почему? Хорошие. Просто фактов нет, - упёрлась та в грудь мужа, пытаясь оттолкнуть, - вот версии и не складываются. Отстань, не совращай!
- Идём, - встрепенулся шахтёр, - посмотрим, откуда провод взят.
Загораживая пламя лучины ладонью, они брели вдоль одной стены, потом возвращались вдоль второй, меряя шагами длину снятого провода и пытаясь рассмотреть следы на почве. На мелкой каменной крошке их не было заметно, лишь в одном месте пропечатался острый край подошвы.
- Стой, - разволновался Николай, хватая жену за руку, - поставь ногу рядом.
- У меня кроссовки, Коля.
- Когда переобулась? Ты же дома в туфлях была!
- Они давно порвались. Ты что, всё же подозреваешь меня?
Муж виновато улыбнулся и пояснил:
- И себя тоже. Мало ли, вдруг лунатик. Хожу себе впотьмах, как зомби, и никто не подозревает, что я, того...
Тамара перехватила его руку:
- На себе не показывай!
Лучина догорела до пальцев. Зашипев, шахтёр выронил огарок. Тот упал рядом с таким же маленьким остатком, но продолжить гореть. Запалив от него новую щепку, Николай остался сидеть на корточках, рассматривая найденный огарок.
- Не поняла, - призналась Тамара, тоже присев и даже потрогав жалкий кусочек несгоревшей лучины. - Что?
- Пальцы, - муж показал ей свои, со свежими волдырями от ожога. - Дай твои, - перецеловал растопыренные пальчики и успокоено сказал. - Пошли назад.
Но на всякий случай они завернули к электродвигателю и постарались запомнить все следы обуви, который уцелели после кроссовок Тамары и кирзачей Николая - все три вида отпечатков, большие и малые.
*
В штреке вкусно пахло шашлыками. Маленький костерок пылал под решёткой, негромко булькала кастрюля. Ильгиз и Хаим продолжали религиозный спор, а Юлия заботливо переворачивала крысиные тушки, чтобы не подгорели. Мотя развлекал сестру, раскладывая камушки и палочки. На шаги супругов обернулись все разом.
- Вовремя, сынок, к еде поспели, - улыбнулась Юлия.
- Мама, где твои туфли?
Все уставились на сапоги сорокпоследнего размера, в которых ножульки Юлии Семеновны казались ещё тоньше.
- Порвались. Я выбросила. Куда? Не помню. Что ты пристал?
- Теперь вы, - приказал Николай дедам, - ноги вытянули, ну!
Сандалии Ильгиза основательно обтрепались. Туфли Хаима выглядели лучше, всё-таки пластик прочнее резины. Тамара с тревогой глянула на мужа, готовая стать на защиту отца, но Николай приложил палец к губам, и она промолчала.
- Покажите руки.
Шахтёр придирчиво обследовал каждый палец раввина. Потом изучил руки отца. Тоже ничего не нашёл.
- Мама! К тебе это тоже относится.
На указательном и большом пальцах левой руки Николай нашёл спавшиеся пузыри. Он подозвал Тамару, показал руку Юлии Семеновны:
- Видишь? - и жалобным голосом подытожил окончание следствия. - Я бы никогда не подумал.
- Я лучиной обожглась! - запротестовала мать.
- Верю.
- Никто, кроме меня, лучины не меняет!
- Верю.
- И что тогда уставился?
Николай отпустил руку матери и совершенно потерянно спросил: - Объясни, зачем?
Юлия Семеновна зарыдала, отвернулась и закрыла лицо. Тамара обняла свекровь, отвела в сторону, и стала что-то нашёптывать, не то увещевая, не то успокаивая. Ильгиз смотрел на них, не решаясь подойти. Раввин обратился к шахтёру, который стоял, не зная, что делать:
- Коля, люди редко желают зла другим, гораздо чаще они всего лишь хотят добра себе. Разве ты поступаешь иначе?
- Не знаю. Тесть, почему я не понимаю вас? Ни Тому, ни маму, ни тебя. Вообще, никого. На хрена бог сотворил людей, если заставил вести так нелепо?
- Бог-то причём? - вмешался Ильгиз Кадырович. - Он дал свободу воли, а выбор за человеком. Чтобы ты знал - я тоже хотел, чтобы мы жили здесь. Вместе. Она меня опередила.