— Мы думали, то злодеи... Нам сотники велели...
— А вам повылазило, что войско государево?! Сыскать мне Чечела!
Вскоре к светлейшему, сидевшему на коновязи, привели полковника Чечела. Он был почти на голову ниже Меншикова.
— Ты хотел дождаться Мазепы? — спросил полковника светлейший. — Я тебе позволю сие! — И приказал: — Держите негодяя за караулом до моего слова.
И отправился распоряжаться:
— Первый полк, вывозите все пушки, грузите на телеги. Езжайте по тракту вверх по Сейму. Драгуны, драгуны, что топчетесь аки курицы, грузите провиант... Эй, там, у конюшен, выводите коней... Быстро, быстро...
Светлейший носился по крепости, отдавая налево-направо распоряжения, потом подозвал адъютанта:
— Садись. Пиши государю.
Фёдор Бартенев вынул чернильницу, перо, бумагу, положил на колени обломок доски.
— Говори, Александр Данилович.
— Пиши. «Государь, ныне в ночь на второе взял приступом гнездо изменническое Батурин. Дабы не обидеть Карлуса, оставлю ему зело много углей, а Мазепе — его полковника Чечела в приличествующем изменнику галстухе». Всё. Отправь с лучшим нарочным.
Едва отправили донесение царю, как прискакал посыльный от него к светлейшему.
— Князь, пакет от государя.
Меншиков разорвал пакет, вынул бумагу и, хотя не ведал грамоты, взглянул на знакомые каракули царя.
— Фёдор, читай.
— «Светлейший князь Александр Данилович, — начал читать Бартенев, клоня бумагу в сторону пожара. — Имей опаску, ибо король уже на Батуринском тракте. А свершив дело, поспешай на Глухов с трофеями вдоль Сейма. Я велю прикрыть тебя оплошавшему на Десне Гордону, пусть конфуз свой искупает в деле. Пётр».
— Вот, — засмеялся Меншиков, — вот как я государеву волю за двадцать миль чую.
Александр Данилович всю жизнь гордился своим чутьём на «государеву волю». И на этот раз оно его не подвело — первые подводы с трофеями давно уже ехали вдоль Сейма.
В крепости уже горело несколько строений. Запасы пороха, пушек, продовольствия, амуниции, которые за много лет скопил жадный Мазепа, в одну ночь невозможно было вывезти. Только пушки светлейший велел забрать все до одной, дабы не усиливать короля. Их оказалось в оружейном сарае более трёхсот. Несколько подвод было загружено бочками с порохом.
— Остальное сжечь, — приказал Меншиков.
Гулко грохнул пороховой погреб, разметав ближайшие сараи и хаты. Жители, выбегая из горящих хат, с криком и стонами устремлялись в тёмную степь, лишь в ней видя своё спасение. А из степи Батурин виделся лишь морем ревущего огня.
Сам светлейший, отправляя подводы, груженные добром, наряжая сотни для их сопровождения, уходил из Батурина с последней группой драгун его личной охраны.
— А вот теперь Чечела сюда, — сказал он, вскочив в седло.
Когда привели к нему полковника, указав на ворота, Меншиков повелел:
— За отказ выполнить государеву волю и сопротивление царскому войску вздеть коменданта Чечела на воротах.
Связанного коменданта посадили на коня, провели под уздцы к воротам, сверху была спущена петля, которую накинули на шею Чечелу.
— Вот тут ты и встретишь своего благодетеля Мазепу вкупе с королём свейским, — зло пошутил Меншиков и махнул рукой. — Давай.
Коня, на котором сидел Чечел, огрели плетью, он рванулся из-под седока, и комендант повис в петле в проёме въездных ворот.
Светлейший повернул своего коня в темноту и ускакал вслед за ушедшим трофейным обозом, сопровождаемый охраной. Их путь ещё долго освещал огонь полыхавшего сзади Батурина.
Этот же огонь видели король и Мазепа, спешившие с армией от Десны на выручку гетманской столицы. Только теперь Мазепа стал понимать, какую роковую ошибку он совершил, соблазнив короля идти на Новгород-Северский, а не на Батурин.
«Старый я дурень, — шептал он. — Шо ж я наробив».
Новгород-Северский с успехом отбил все атаки шведов, и король уже собирался приступить к осаде, как пришло сообщение: Меншиков идёт на Батурин.
— Ваше величество! Ваше величество! — вскричал Мазепа, от волнения перейдя на родной язык. — Треба скорийше на Батурин, я там для вас припас триста пушек, много пороху, гору провианта. Ой, скорийше повертаймо!
Карла не надо было уговаривать. У него осталось всего тридцать четыре пушки, пудов десять пороху, а уж о провианте и говорить нечего.
Он скорым маршем двинулся на Батурин, а когда подошёл к Десне и начал паромную переправу, на него напала дивизия Гордона. Карл открыл огонь изо всех пушек, не жалея ни пороха, ни картечи (всё это возместит многократно Батурин!), и отбил все атаки русских.