Теперь уже никто не мешал кругу приговорить единогласно: всему войску запорожскому идти на помощь Мазепе и королю, спасать Украину от ига москалей.
Когда гость и кошевой вернулись в курень, Герцык сказал:
— Ну, Костя, спасибо! Выручил ты меня.
— А как же? Долг платежом красен. Ай забыл, как ты меня раненого от татар уволок.
— Помнишь?
— Ещё бы. Это на всю жизнь, Павло.
— Ох, худо, Костя. Этот Нечипор, увидишь, наделает нам хлопот.
— Ничего, Павле, не боись. Мы на таких тоже управу знаем. Гриц, — позвал кошевой и, когда явился казак, сказал ему тихонько: — Годи немножко и, пока светло, пойди к столбу, развяжи и отпусти Нечипора, скажешь, кошевой, мол, простил тебя, дурака. А как стемнеет, возьми моих хлопцев, добрый куль и... Сам знаешь.
Гриц ушёл. Кошевой налил две чарки горилки.
— Ну, за добрый почин, Павле.
— За добрый.
Выпили. Закусывали жареной рыбой.
— Я верно понял, Костя, Нечипор уже не будет болтать?
— Верно, Павло. С сего дня он станет с рыбами разговоры разговаривать. Эх-ха-ха-ха, — затрясся Гордиенко от смеха и стал опять наполнять чарки горилкой.
28
Возликует Украина
В начале апреля армия Карла XII появилась у стен Полтавы. Карл тут же в сопровождении небольшого эскорта отправился на рекогносцировку. Он скакал недалеко от стен крепости, которые были сооружены из земляного вала и дубовых брёвен.
— И это крепость? — спрашивал насмешливо король у скакавшего рядом Мазепы.
— Крепость, ваше величество, — несколько смущённо отвечал Мазепа, словно стыдясь за эти деревянные заборы. — Камня нет, приходилось строить из того, что под рукой.
Король воротился в ставку в прекрасном расположении духа. Гилленкрок, дождавшись, когда Карл усядется за стол, спросил тихо:
— Ваше величество, вы намерены осаждать Полтаву?
— Да. И вы, Гилленкрок, должны составить диспозицию осады и сказать нам заранее, в какой день мы овладеем городом.
— Но у нас нет под рукой ничего, что нужно для осады, ваше величество.
— У нас довольно всего, что нужно против Полтавы. Полтава крепость ничтожная.
— Крепость, конечно, не из сильных, но, судя по гарнизону, — а там четыре тысячи русских, кроме казаков. — Полтава не слаба.
— Когда русские увидят, что мы хотим атаковать, то после первого выстрела сдадутся все.
— Но, ваше величество, мы не в силах даже провести хорошую артиллерийскую подготовку. У нас мало пороха.
— Мы возьмём её штурмом, Аксель.
— Но если дело дойдёт до штурма, то у стен города может полечь вся пехота.
— Возможно, дело и не дойдёт до штурма. Они сдадутся, как это не раз уже было в Европе. Разве вы забыли?
— Я помню, ваше величество. Но русские дерутся совсем иначе. Здесь можно рассчитывать лишь на счастливый случай, а это опасно.
— Успокойтесь, Аксель, вы увидите, как мы совершим это необыкновенное дело и приобретём славу и честь. Ступайте и составляйте диспозицию.
Гилленкрок отправился к первому министру, с которым у них составился некий союз на почве одинакового понимания обстановки, создавшейся ситуации.
— Что делать, граф? Король хочет брать Полтаву.
— Нечего делать, генерал, если нам с вами не удалось уговорить его уйти за Днепр, то взятие Полтавы, пожалуй, единственный верный шанс в нашем положении.
— Вы так считаете, граф?
— Да. Со взятием Полтавы мы приобретём наконец какую-никакую базу, где можно дать передышку измученному войску. От Полтавы не так далеко до крымского хана, а также оттуда можно наладить связь и с Польшей.
— Вы находите, что Лещинский в силах помочь нам?
— Увы, нет, генерал. Но я надеюсь, что через Польшу к нам может прийти помощь из королевства.
— Но кого нам пришлёт королевство? Ведь мы уже исчерпали все людские резервы.
— Я знаю, генерал. В такой ситуации призовут стариков, ну и молодёжь.
Явился полковник и вызвал Пипера к королю. Последовав за адъютантом, граф на пороге обернулся и сказал негромко, чтоб слышал только Гилленкрок:
— Уверяю вас, зовёт для разговора о Польше.
— Господи, чего он ждёт от этого ничтожества, — отвечал генерал-квартирмейстер.
Под «ничтожеством» оба понимали короля Станислава Лещинского, разумеется, именуя его так в разговорах лишь между собой.
Пипер не ошибся, король начал разговор о Лещинском: