— Вы не находите, граф, что приспела пора Лещинскому наконец привести свою армию?
— Но, ваше величество, откуда ей у него взяться. Половина страны его не признает, а другая не подчиняется.
— Но, но, но, граф, я вам не советую отзываться так о моём союзнике.
— Ваше величество, я бы с радостью славил нашего союзника, если б от него была какая-то польза. А то ведь ничего, кроме хлопот и лишних расходов. Вместо того чтоб получить что-то от него, мы оставили ему шесть прекрасных полков, которые бы очень и очень пригодились нам здесь. У нас сейчас всего тридцать два полка осталось, ваше величество, дай то неполного комплекта, очень много больных.
— У вас всегда всё в мрачном свете, Пипер.
— Что делать, ваше величество, я обязан предупреждать вас об истинном положении в армии и стране.
— Вы бы лучше не предупреждали, граф, а требовали с королевства новых рекрутов в мою армию, амуниции, продовольствия.
— Но страна и так помогает нам из последних сил, ваше величество.
— Скоро, скоро королевство получит всё обратно. Царь опять просит у меня мира. Как вы думаете отчего?
— На каких условиях, ваше величество? — заинтересовался Пипер.
— Он просит оставить за ним всю Неву с Петербургом и Нотебургом или, как он переименовал его, Шлиссельбургом.
— Но это же неплохие условия, ваше величество. Почему бы не принять их, это было бы спасением для нас.
— Нет, нет, граф, это явилось бы позором для нас. Заключить невыгодный мир с почти поверженным противником!
— Ваше величество, царь далеко не повержен. Напротив, он усиливается.
— Если б усиливался, мира б не просил. А я, разбив его армию, отберу не только всю Прибалтику, но заставлю оплатить мне все расходы по войне. Это не менее тридцати миллионов золотых ефимков, граф.
«Господи, — подумал в отчаянье Пипер. — Откуда в нём столько самоуверенности? Неужели он настолько ослеплён своей славой, что не видит надвигающейся катастрофы?»
— Ваше величество, я как первый министр обязан сказать вам, что условия, предлагаемые царём, очень выгодны для нас. Не надо отвергать его предложение...
— Нет, нет, Пипер, я уже всё обдумал. Только драка. А в ней мы покажем себя.
— Я очень сожалею, ваше величество, — поклонился Пипер. — Позвольте мне удалиться?
— Но вы же не ответили, Пипер, на мой вопрос, звать ли мне Лещинского?
— Зовите, — сухо ответил граф, подумав: «Дозовётся ли?»
— Вот и всё, Пипер. Ступайте. А письмо я напишу с Густавом.
Заслышав своё имя, камергер Адлерфельд оторвался от тетради, в которую аккуратно заносил деяния и разговоры своего непобедимого кумира.
— Я к вашим услугам, ваше величество.
И Карл не случайно для написания письма Лещинскому выбрал именно камергера, он знал, что текст письма уйдёт не только в Польшу Лещинскому, но и останется в записях летописца его деяний Адаерфельда как письменный памятник — грядущим поколениям в назидание и пример.
— Пиши, Густав, — кивнул король, когда увидел, что камергер обмакнул перо и замер над листом чистой бумаги. — «Дорогой друг, мы с нетерпением ждём вашего прихода, чтобы вместе разделить плоды победы. Я и вся моя армия — мы в очень хорошем состоянии. Враг был разбит, отброшен и обращён в бегство при всех столкновениях, которые у нас были с ним. Запорожская армия, следуя примеру генерала Мазепы, только что к нам присоединилась. Она подтвердила торжественной присягой, что не переменит своего решения, пока не спасёт свою страну от царя...»
Король помедлил, наблюдая за пером камергера, быстро скользившим по бумаге, подумал: «Позвать ещё раз? Но это может отпугнуть его. Достаточно, что я вначале позвал его делить «плоды победы». Надо написать, где я сейчас, и достаточно».
— Написал, Густав?
— Да, ваше величество, можете диктовать дальше.
— Пиши. «Положение дел привело к тому, что мы расположились на стоянке здесь, в окрестностях Полтавы, и я надеюсь, что последствия этого будут удачны». Всё. Дай подпишу.
Король подписал письмо, не читая. Адлерфельд с благоговением взял письмо и, приложив его к груди, сказал:
— Ваше величество, я написал в вашу честь оду. Может быть, её стоило приложить к этому письму, чтоб о вас могла узнать вся Европа?
— Оду? — удивился Карл. — Ну что ж, прочти её мне.
— Сейчас, — камергер бросился к своей тетради, развернул её на нужном месте, встал в торжественную позу, прокашлялся. — Эта ода, ваше величество, написана как бы от имени реки. Понимаете? Как бы украинская река Днепр славит вас и зовёт к победе.