— Дорогой брат, у нас со шведами мир[26], это во-первых, а во-вторых, мы воюем с Турцией. Может быть, ты всё преувеличиваешь? Одно дело рубить головы телятам и совсем другое — замахиваться на соседей. У нас же союз с империей против Турции[27], как ещё император на это посмотрит.
— О-о, Вене ныне не до нас, им бы разделить Испанское наследство с Парижем[28].
— Дорогой брат, я ныне лицо частное и не имею никаких полномочий. Для того у меня есть великие послы, обо всём этом надо с ними договариваться. Даже если мы о чём-то договоримся и напишем договор, я не имею права его подписывать.
— Но почему, герр Питер?
— Именно потому, что здесь я всего лишь герр Питер. Или командор, или бомбардир, если угодно. Согласись, бомбардира к государственным бумагам и близко подпускать нельзя. Его дело из пушек палить. Верно?
Пётр засмеялся, довольный, что ловко ушёл от делового разговора. Однако Фридрих был не так прост. Шутливо пригрозив собеседнику пальцем, он сказал с ухмылкой:
— Ох, герр Питер, герр Питер, а не смотрят ли те послы в рот бомбардиру?
— Кстати, дорогой Фридрих, я наслышан о великом искусстве твоих пушкарей.
— Да, — согласился курфюрст, поддавшись на нехитрый комплимент. — Есть очень хорошие артиллеристы.
— Рекомендуй меня в ученики самому искусному из них. А? Пожалуйста.
— В ученики? Тебя?
— Меня. А что?
— Но царское ли сие дело?
— Фридрих, мы же договорились, что здесь нет царя. Нет. Я же просил беречь моё инкогнито.
— О-о, Питер, прости, я не хотел тебя обидеть. Я вызову сюда главного инженера прусских крепостей Штейтнера фон Штернфельда. Этот не только великолепно стреляет, но и знает досконально устройство всех пушек и мортир. И даже их изготовление.
— Вот за это спасибо, брат. Только опять же очень прошу тебя представить меня ему просто Петром Михайловым. Хорошо?
— Ладно, ладно, Пётр Михайлов, будет тебе учитель.
— И ещё, ты здесь, в Бранденбурге и Пруссии, первое лицо, пожалуйста, не отдавай мне визита.
— Почему?
— Всё потому же, чтоб не привлекать внимание людей к моей персоне.
— Хм. Странный ты человек, Питер. Но что делать, ты мой гость, и я постараюсь, чтоб здесь тебе было хорошо.
Подполковник фон Штернфельд оказался сухощавым, стройным мужчиной где-то под сорок лет, ростом чуть ниже Петра, с ухоженными усами и бородкой клинышком. Очень серьёзен и деловит. Первый вопрос, который он задал ученику, был краток:
— Вы, сударь, стреляли ранее?
— Да, герр подполковник.
— Стало быть, вы знакомы с пушками?
— Да.
— В таком случае, герр Михайлов, прошу вас всё забыть, что вы знали о них.
— Почему, герр подполковник?
— Потому что в ваших знаниях не было системы, научного подхода. Ведь так?
— Так, — легко согласился Пётр, почувствовав в лице этого «сухаря» настоящего учителя.
— После окончания курса, герр Михайлов, я должен буду вас аттестовать и не хочу, чтоб из моих рук явился свету посредственный стрелок. Это стало бы позором для моих седин.
— Я не опозорю вас, герр подполковник, — вполне искренне сказал Пётр и, чтоб окончательно успокоить учителя, добавил: — Будем считать, что я всё забыл, что знал ранее.
— В таком случае начнём с чистого листа, — молвил фон Штернфельд и, сделав краткую паузу, дабы отделить пустословие от дела, начал: — Выстрелы военная наука подразделяет на три категории — прицельный, навесной, перекидной. Выстрел прицельный применяется по открытым целям, как-то: по судну, по скоплению людей, конницы и, наконец, по пушкам противника. При прицельном выстреле траектория должна иметь меньшую кривизну, при которой снаряд ударил бы в цель. Отчего же зависит кривизна траектории? — спросил подполковник и сам же начал отвечать чётко, без запинки: — Кривизна траектории снаряда зависит от скорости вылета снаряда из орудия и от угла возвышения, образуемого осью канала пушки с горизонтом. А скорость вылета снаряда зависит от величины заряда. Чем весомее заряд, тем выше скорость полёта снаряда, тем точнее стрельба. Но, повышая вес снаряда, мы должны помнить о прочности орудия. Да, да, сударь. Мы можем так увеличить заряд, что вместо противника можем сами взлететь на воздух. — В углах губ «сухаря» явилось какое-то подобие улыбки, скорее презрительная усмешка к незадачливому стрелку. — Что, увы, ещё нередко случается с горе-бомбардирами, стреляющими на авось, без точного расчёта.
26
27
28