— После этого, господа, вы должны подойти и поцеловать руку курфюрсту.
— Мы? — удивился Головин. — Ни в коем случае, господин церемониймейстер.
— Но почему вам не оказать уважение курфюрсту Бранденбурга и Пруссии?
— Это, господин Бессер, привилегия царей и королей, а Фридрих пока лишь курфюрст.
Головина поддержали и первый и третий послы, и Бессер вынужден был отменить целование руки. А ведь так хотелось ему угодить своему суверену.
Поскольку торжественная церемония была назначена на следующий день, вечером Пётр провёл совещание с послами, на котором строжайше наказал:
— Ни о каком военном союзе речи быть не может. Как бы он вас ни умасливал. Отговорка важная — война с Турцией.
— Но как-то надо бы его хоть в чём-то поддержать, Пётр Алексеевич, — сказал Головин. — Что ни говори, а ведь под Азовом нам немало помогли немецкие инженеры.
— За инженеров поблагодарите. Что касается союза, предложите ему торговый союз, поманите дорогами в Персию через Россию. И ещё. Обязательно обговорите для наших молодых людей свободный проезд на учёбу в Европу. Это очень важно. Очень.
— А где ты будешь, герр Питер? — спросил Лефорт.
— Пётр Михайлов будет в вашей свите, Франц Яковлевич, где ему и положено. И прошу вас на него не оглядываться. Да, Фридрих приготовил вам пышную и богатую встречу, посему облачайтесь в лучшие ваши платья, не ударьте лицом в грязь.
Перед уходом Пётр обратился к Головину:
— Фёдор Алексеевич, ныне мы близко от Польши. Озаботься связаться с Никитиным, как там дела? Сообщи ему, что я жду подробного отчёта. И пусть ничего не скрывает.
— Хорошо, Пётр Алексеевич. Я уж и сам о том подумал.
На следующий день за послами было прислано пять карет, одна из них раззолочена. В неё и сели послы. В остальные расселось их сопровождение, секретари, переводчики, охрана. В самой последней ехали командор Пётр Михайлов с Алексашкой.
На великих послах были парчовые кафтаны с бриллиантовыми пуговицами, на их меховых шапках сверкали алмазами двуглавые орлы.
Курфюрст принял их, восседая на троне, одетый в красное бархатное платье, усеянное бриллиантами. На голове шляпа со страусовым пером, на груди рыцарский знак. По сторонам трона стояли маркграф Альбрехт и герцог Голштинский, министры и вельможи тоже в богатых, сверкающих драгоценностями одеждах.
После обычных приветствий Фридрих спросил:
— Как здоровье великого государя Руси?
— Государь наш, слава Богу, здоров, — отвечал Лефорт, — и его неусыпными трудами держава день ото дня усиливается на страх врагам имени Христова.
— Мы рады слышать это и тешим себя надеждой иметь такого государя нашим другом и защитником.
— Наш великий государь будет счастлив иметь такого друга...
«Куда его понесло? — подумал Пётр. — Вот мне ещё глухарь на току явился». Сам он стоял у стены, смешавшись с посольской свитой.
— ...Наш государь велел передать вам благодарность за присылку инженеров, оказавших армии нашей неоценимые услуги при взятии Азовской крепости.
— Мы рады, что смогли помочь великому государю в его битвах с неверными. Там на полях сражений родилось прекрасное чувство притяжения между нашими народами, и оно должно час от часу крепнуть, и мы, государи, не должны мешать ему в его естественном стремлении к объединению.
«Ах ты, лиса бранденбургская, звон куда метнул».
Однако волновался Пётр напрасно, сии обоюдные любезности ничего не значили в дальнейшем, когда Великое посольство уселось за стол переговоров. Там его послы с завидной стойкостью выдержали натиск бранденбургских министров, настаивавших на письменном договоре о наступательном и оборонительном союзе.
В то время как внизу в одной из комнат шли переговоры, курфюрст и Пётр стояли наверху у окна и любовались фейерверком, взмывавшим в небо в честь Великого посольства.
— Ну как они там, — бормотал курфюрст, — договорятся до чего-нибудь?
— Не беспокойся, дорогой Фридрих, обязательно договорятся, — успокаивал Пётр, тщательно скрывая собственное волнение.
— Ты бы, Питер, хоть сказал бы им.
— Я здесь лицо частное, Фридрих, и стараюсь не вмешиваться в посольские дела. У меня другая задача.
— Какая?
— Как можно больше увидеть, узнать, научиться, дабы нести эти знания моему народу. Понимаешь?