– Так значит, убивать и воровать нормально, а трахаться – нет?
– С тобой – нет, – ответил Вихтих. – В лучшем случае он проснется и обнаружит, что ты обокрала его до нитки, а в худшем – у тебя случится припадок ярости, и он очнется с перерезанным горлом.
Бедект простонал. Сейчас ему вовсе не хотелось слышать такие разговоры. Да и в остальное время тоже.
– Брось. Я не стану с тобой спать, потому что иначе все будет по-другому и жизнь станет еще труднее, чем сейчас.
– А еще потому, что ты клептик, отвратительная, страшная сучка-воровка, – добавил Вихтих.
Не обращая внимания на Вихтиха, Бедект продолжил:
– Мы работаем вместе. Мы команда. Дерьмовая команда, но свое дело знаем. Мы не друзья, и, чтоб мне провалиться, мы не любовники. Не забывайте: я бы убил любого из вас, если бы мне за это заплатили.
– Хватит, я уже растроган до слез. – Вихтих сделал вид, что вытирает слезы. – Штелен, брось мне несколько золотых, они, наверное, и так мои – и я с тобой пересплю.
Кинжал, который тут же выхватила Штелен, со свистом рассек воздух, а Вихтих рассмеялся. Изображая невозмутимость, он направил свою лошадь подальше, стараясь оставаться вне досягаемости.
– А вот и постоялый двор. – Бедект рукой указал в конец улицы. – Убери нож, женщина. Зарежешь его после того, как я выпью.
Глава 2
Те, кого ты убьешь, будут твоими слугами в Послесмертии. Умри, не снимая башмаков, а в башмаках припрячь несколько монет. Умри с оружием в руках, и пусть еще два клинка будут у тебя наготове. Потому что, когда ты покинешь этот мир, тебе эти вещи придутся очень кстати.
Кёниг Фюример, теократ ордена Геборене Дамонен, стоял в своих личных покоях, спиной к комнате, и смотрел на Зельбстхас. Безупречно прямые улицы с севера на юг шли под названиями, а с востока на запад – под номерами. Это был город порядка, город разума.
«Ничто не мешает здравому смыслу возникать из бредовых иллюзий», – думал Кёниг.
Зельбстхас, законы, на которых он держится, география, его определяющая, населяющие его люди… все это воплощение безумия Кёнига.
Ну, возможно, не все. Люди, как ему представлялось, вполне реальны сами по себе. Но когда он впервые пришел сюда с мечтой почти двадцать лет назад, младшим прислужником храма, Геборене были крошечной сектой религиозных фанатиков, у которых была идея, казавшаяся безумной, и никаких шансов ее осуществить.
А он воплотит эту идею в реальности.
Тогда, в прошлом, Зельбстхас был очередным разрушающимся городом-государством, которому не повезло. Его основали на каменистой земле, пригодной разве только для того, чтобы на ней росли пучки жесткой травы, скудная пища для тощих коз. Он помнил, как голодающие люди приходили совершать богослужение в обветшавших развалинах этой древней церкви. Он мог лишь догадываться, во имя каких богов построили этот храм. Конечно, не для людей: во всем здании не нашлось и пары дверных проемов одинаковой формы, двух коридоров одной и той же ширины, при этом каждый то сужался, то расширялся, без соблюдения каких-либо очевидных закономерностей. В некоторых местах гигантские размеры поражали воображение, а в других было так узко, что служители храма поворачивались боком, чтобы разминуться. Замысел этого строения родился в нездоровом сознании. Геборене стали служить здесь, а до того храм много поколений пустовал, и лишь призраков видели его стены.
Кёниг все изменил. Абсолютно все.
В основе любого выбора и любого слова лежала одна и та же прописная истина: заставьте людей думать иначе, и вы измените мир.
Он поменял религию, изгнал призраков из древней церкви. Дал людям надежду, и они научились верить в себя. Что еще важнее, они верили в него. Зельбстхас превратился в богатый город-государство. Его служители непреклонно несли людям Слово. Чем больше людей верило во что-то, тем более истинным оно становилось.
Его планы почти принесли плоды. Геборене получат своего бога, а Кёниг будет его создателем и повелителем.
– Восприятие, – произнес он, – есть реальность.
Для гефаргайста эта истина являлась основой основ.
Стоявшие у него за спиной хранили молчание. Он слишком хорошо их знал. Он слышал, как они переступают туда-сюда, с нетерпением ожидая, когда им разрешат заговорить.
Кёниг стоял, поставив ступни вместе; левой ладонью задумчиво держал свой узкий подбородок, правой сжимал левый локоть. В его личных покоях собиралась все бо́льшая толпа, и это его несколько тревожило. Он бросил взгляд через плечо на трех других людей, которые находились с ним в комнате. Нет, это были не люди. Доппели. Разница немаловажная.