Но, делать нечего, приходилось довольствоваться тем, что есть. Когда еще изобретут усовершенствованный аппарат!.. Могут пройти месяцы, если не годы. А тут... В любую минуту капитан-лейтенант Мещеряк мог отложить в сторону бумажную салфетку и, поднявшись из-за стола, сказать:
- Ну, хватит вам прохлаждаться...
7
Он проснулся сразу, мгновенно. Холодный свет луны заливал весь кубрик, и он увидел над собой лицо капитан-лейтенанта Мещеряка, который почему-то поднес палец к губам. Лицо это было белым и плоским.
Нечаев рывком вскочил, протер кулаками глаза. Его сердцу стало жарко и тесно.
Кивнув ему, капитан-лейтенант на цыпочках прошел к двери, и Нечаев, натянув фланелевку и брюки, лежавшие на табурете у изголовья, босиком прошлепал за ним. Он успел заметить, что кровать Сени-Сенечки уже пуста. Только Костя Арабаджи все еще дрыхнул сном праведника, влажно причмокивая во сне губами. Костя всегда уверял, будто видит дивные сны.
Обулся Нечаев уже под лестницей.
Когда он вошел в кают-компанию, там горела керосиновая лампа. В ее теплом домашнем свете Нечаев увидел Николая Сергеевича, старчески горбившегося за столом, Гришку Трояна, веснушчатого Игорька и Сеню-Сенечку. Капитан-лейтенант Мещеряк почему-то проверял маскировку на окнах.
Лампа слабо потрескивала в чуткой ночной тишине, и на стенах двоились тени. Огромная тень Гришки Трояна, сломанная под прямым углом, упиралась в потолок.
Убедившись, что окна зашторены плотно, капитан-лейтенант Мещеряк вернулся к столу и сказал:
- Садитесь.
Мещеряк был - только теперь Нечаев заметил это - в суконном кителе, застегнутом на все пуговицы. Его глаза жестко поблескивали из-под козырька.
Таким Нечаев его еще никогда не видел. Выходит, что-то произошло. Неспроста же их подняли посреди ночи.
- Сбегать за вещами? - спросил Троян.
- Никаких вещей! Вам они не понадобятся, - ответил капитан-лейтенант. - Надеюсь, вы понимаете, почему такая спешка? Получен приказ.
Он почему-то вздохнул.
- Так вот, первым делом попрошу сдать документы, фотографии, письма... Все, все. Даже гребешки и кисеты. Выверните карманы.
Подойдя к столу, Нечаев вывалил из карманов все свое богатство карандаш, записную книжку, иголку с ниткой, спички... Фотографий у него не было. Аннушка обещала ему подарить фотокарточку, но так и не успела. Напоследок, вытащив из кармана отцовскую трубку, Нечаев невольно вспомнил Гасовского, который отказался от такого ценного подарка. Может, капитан-лейтенант разрешит ее оставить?
- Браеровская... Отличная трубочка, ничего не скажешь. Прокуренная... - произнес Мещеряк, повертев ее в руках. - Но я, к сожалению, не могу... Трубочка-то английская. Соображаешь? - И уже официальным тоном закончил: Но вы не беспокойтесь, Нечаев. Она будет цела. Получите ее, когда вернетесь.
Нечаев промолчал.
- А значки... Значки отвинтить? - спросил Игорек.
- Разумеется.
- Но мы ведь потом все-равно снимем робу?
- Отвиньтить, - повторил Мещеряк.
- Ну, это уже не снимешь... - Троян завернул рукав фланелевки и показал татуировку.
- Да, к сожалению, это уже не вытравить... - подтвердил Мещеряк. Что там у вас?
- Якорь... И еще русалка.
Троян согнул руку в локте, синяя русалка ожила, взмахнула хвостом.
- Это еще куда ни шло... - пробормотал капитан-лейтенант. - Было бы хуже, если бы звезда... Пришлось бы мне тогда вас отстранить. Черт, как это я упустил из виду!..
Он покачал головой и усмехнулся, признавая свою ошибку. И сразу снова стал строгим.
- Хорошо, что напомнили, - сказал он. - Больше ни у кого нет татуировок? Слава богу. Так вот, товарищи...
Только теперь Нечаев заметил, что в углу комнаты лежат четыре тюка. Не иначе как снаряжение... Он подобрался и стал слушать.
- На вас возложена задача...
В лампе потрескивало пламя. Николай Сергеевич ерзал на стуле. А они вчетвером вслушивались в тихий голос капитан-лейтенанта, объяснявшего боевое задание.
- Дальнейшие указания получите на месте, когда командир лодки уточнит обстановку, - сказал Мещеряк. Он покусывал губы, заставляя себя говорить тихо, спокойно, хотя ему хотелось кричать. Он знал, на что посылает этих ребят. Будь на то его воля, он пошел бы с ними. - Так вот, лодка будет ждать вашего возвращения. Но может случиться... Тогда она придет за вами через четверо суток. Эта или другая. Повторяю, точно через четверо суток. И вам это время придется пересидеть на берегу. Старик, о котором я вам говорил, предупрежден. Он работает сторожем на винограднике, там и живет. Он переправит вас в безопасное место, а потом снова вывезет в море... Напоминаю пароль. "Де твоето момиче?" Старик должен ответить: "Легна сп вече, аго!" После чего надо сказать: "Иван Вазов", на что старик ответит: "Под игото". Роман в три части". Постарайтесь запомнить.
- Этот старик болгарин? - спросил Троян.
- Я и забыл, что ты с Болгарских хуторов, - Мещеряк впервые улыбнулся. - Что ж, это к лучшему. Стало быть, легче запомнишь. Повтори.
- "Де твоето момиче?"
- "Легна сп вече, аго!" - ответил Мещеряк.
- Иван Вазов.
- "Под игото". Роман в три части, - снова сказал Мещеряк. - Первые две фразы взяты из этой книги.
- А кто он, этот Вазов? - спросил Игорек.
- Писатель, - вмешался в разговор Николай Сергеевич. - Кстати, свой роман он написал у нас в Одессе.
- И вот еще что... - сказал Мещеряк. - Если сторожа на месте не окажется, пробирайтесь в город. Вот на этой бумажке записан адрес сапожника. Пароль тот же. Но бумажку попрошу уничтожить на лодке. Сжечь. В походе успеете выучить наизусть и пароль, и адрес. Лады?..
Он сказал на этот раз не "ясно", а "лады", и от этого невоенного слова у Нечаева как-то сразу потеплело на сердце.
- Но будем надеятся, что до пароля не дойдет... От души желаю вам этого, - сказал Мещеряк и повернулся к конструктору. - Николай Сергеевич, теперь ваш черед... Что вы хотите сказать им напоследок?
Не только по лицу, но даже по рукам конструктора, теребившим край клеенки, было видно, что он тщетно старается совладать со своим волнением. Он все еще горбился под тяжестью той ответственности, которую взял на себя. Он верил в свою торпеду. Он вложил в нее свое сердце. Но все ли он учел в процессе испытаний?.. Только жизнь могла ответить на этот вопрос. Эх, если бы он мог испытать своего "дельфина" в боевой обстановке! Сам, не подвергая других опасности... Какое это было бы счастье!.. Но это предстояло сделать другим. И он знал, что, если с ними что-то случиться, если окажется, что это произошло по его вине, он уже никогда не простит себе этого.