Подняв голову, Нечаев огляделся.
Море, шумевшее внизу, под обрывом, звало его обратно: вернись!.. Даже здесь, в сотнях миль от дома, оно оставалось все тем же ласковым и добрым Черным морем, которое он знал и любил с детства. Темное, зыбкое, оно даже в штормовую погоду было его союзником и другом, тогда как каменистая земля, на которой он сейчас лежал, была ему чужой, враждебной. Даже запах у нее был какой-то незнакомый, резкий... Память подсказала ему, что самое скудное степное побережье где-нибудь под Одессой или Херсоном и то трогательно пахнет чебрецом и полынью. Не то что здесь. Те нежные, щемяще-грустные вздохи земли были для него родными, понятными. Только сейчас он понял это.
Здесь же, среди скал и виноградников, среди все еще по-летнему пышных деревьев, вразнобой шумевших под ветром над его головой, земля пахла пряно и душно. Прав был его отец, когда говорил, что чужой мед всегда горек!.. На секунду перед его глазами возникло морщинистое усатое лицо с тяжелыми веками, прикрывавшими усталые глаза. Но стоило ему услышать близкий шепоток Сени-Сенечки, как оно сразу исчезло.
- Ничего не видишь?
- Нет, а что? - Нечаев еще пристальнее вгляделся в темноту.
- Он где-то здесь...
И впрямь, шалаш, который они сегодня (как давно это было!) разглядывали с лодки в перископ, должен был стоять где-то здесь. Они помнили, что шалаш был под деревом. Впрочем, они знали и другие приметы. В десяти шагах от этого шалаша находился сарай с разметанной соломенной крышей и широким навесом для дров, которые заготовляют впрок. Под навесом же они должны были найти колоду, в которую воткнут топор. Если топор на месте - все в порядке. Стало быть, сторож готов принять гостей...
Скала "Парус", служившая им ориентиром, уже не была видна. Да и само море, всю его прибрежную часть, заслоняли камни. Нечаев подумал, что они отклонились вправо. Расселина, по которой они взбирались, была кривой, он хорошо запомнил это.
- Соображаешь? - спросил Сеня-Сенечка.
- Ага... По-моему, нам надо туда, - Нечаев кивнул в темноту.
- Я не уверен...
- Еще метров сто. Шалаш был прямо над скалой, - напомнил Нечаев. Уже близко.
- Ладно, - Сеня-Сенечка не стал спорить.
И они снова поползли, стараясь не задевать за ветки. У земли ветер был слабый, немощный и едва шевелил тяжелые листья. Только в кронах деревьев он шумел в полную силу.
Затаив дыхание, Нечаев прислушался. Ему показалось, будто впереди звякнул колокольчик. Неужели послышалось?.. Но колокольчик звякнул снова, уже отчетливее. И Нечаев плотнее прижался к земле.
Новый порыв ветра принес сладкий запах навоза и овечьей шерсти. Сомнений быть не могло. Впереди стоял не шалаш, а кошара.
"Хоть бы собаки не залаяли", - подумал Нечаев.
Работая локтями и коленями, он отполз обратно в листву виноградника. Встреча с незнакомыми чабанами не сулила добра. Он представил себе, какой переполох среди чабанов вызвало бы их неожиданное появление... С ними не было Гришки Трояна, который мог бы поговорить с чабанами на их языке.
Троян, Троян... Ему хотелось верить, что Игорек и Троян выпутаются. Такой парень, как Гришка, не мог погибнуть, не имел права погибнуть... И тут же ужаснулся, подумав о том, что сам чуть было не оплошал. Прав был Сеня-Сенечка. Им надо сразу же ползти в другую сторону...
Они молча работали локтями. Теперь они ползли по крутому склону горы, вершина которой сливалась с темным небом. Наверху мягко мигнул огонек. И тут же погас. Затем послышался треск мотора - какой-то мотоцикл протарахтел по дороге. И снова тишина стала густой, терпкой.
Только сейчас, когда шум мотоцикла пропал в отдалении, Нечаев подумал, что где-то близко по склону горы проходит дорога, что она петляет, то спускаясь ближе к морю, то снова поднимаясь вверх. Эта дорога была чуть ли не за изгородью, которая виднелась впереди. Недаром они инстиктивно сторонились ее, не решаясь к ней приблизиться.
Но потом он увидел, что точно такая же изгородь отделяет этот виноградник от соседнего. Они почти наткнулись на нее в темноте - плетень был прикрыт ветками колючего кустарника.
- Перемахнем... - тихо сказал Сеня-Сенечка. - Я первый...
Нечаев видел, как гибкое тело перенеслось через изгородь. Потом, спустя минуту, послышался тихий свист. И тогда Нечаев тоже приподнялся. По ту сторону изгороди он плюхнулся на землю и затаил дыхание.
- Семен!..
Впервые он назвал друга просто по имени.
- Я здесь... - послышалось из темноты. Сеня-Сенечка уже успел отползти в сторону шагов на двадцать.
Нечаев пополз на его голос.
- Посмотри... - сказал Сеня-Сенечка, когда Нечаев очутился рядом.
Раздвинув кусты, Нечаев увидел сарай, отбрасывавший теплую войлочную тень. По ту сторону сарая, то ли на дереве, то ли на столбе, висел фонарь.
Рука потянулась к ножу, который висел на поясе. Не сговариваясь, они отползли в разные стороны, чтобы обогнуть сарай, а потом соединиться. Так было вернее.
Сразу же Нечаев увидел фонарь, висевший на высоком дуплистом дереве. То был обыкновенный керосиновый фонарь, и его тихий теплый свет падал на землю, на шалаш, на старую пыльную колоду, лежавшую под навесом, возле которой валялся топор... Перед входом в шалаш была расстелена вытертая овчина.
Было тихо. Только тишина эта была какой-то тревожной. Но, может, это ему так кажется? Нечаев приподнялся на локте. Старик-сторож, должно быть, уже заждался гостей и сладко спал в своем шалаше. Но топор... Нечаев не отрывал от него глаз. Непонятно было, почему топор лежит на земле, когда ему полагается торчать в колоде.
Он прислушался. И снова тишина показалась ему такой враждебной, что его сердце ударило на сполох.
Однако сколько он ни прислушивался, ни один посторонний звук не нарушил этой тишины. Только спустя какое-то время где-то близко снова протарахтел мотоцикл, теперь уже, очевидно, в обратном направлении, и опять все стихло.
А Нечаев все еще не в силах был оторвать глаз от злополучного топора, валявшегося на земле.
Когда подполз Шкляр, Нечаев спросил:
- Видишь?..
Что-то случилось. Что-то непоправимое, страшное.
- Все равно, - тихо произнес Сеня-Сенечка. - У нас нет другого выхода.