Выбрать главу

- В каком смысле понимать твои слова, Юра? - с налетевшим волнением заговорила она.

- Сергей жив, - сказал Божив.

- Я это знаю.

- Да нет, ты не все знаешь, Наташа.

- Нет, я знаю, Сережа - там... - и Юра насторожился.

- Где... там? - исподволь поинтересовался он.

- Ты все равно не поймешь, Юра, он там, откуда пришла я.

- Ты пришла из Астрала?

- Я не знаю, как называется этот мир, я вообще ничего не понимаю, что происходит. Я никогда об этом никому не говорила, Юра, ведь я когда-то умерла, меня похоронили.

- Да, ну это понятно, - определился Юра, - всех нас когда-то похоронили, в прошлой жизни, если брать за основу теорию инкарнации.

- Нет, уж лучше молчать и дальше. Прав был Сережа, написав стихотворение "Молчание - золото", - сказал Наташа и обратилась к Боживу, - хочешь, прочту?

- Да, конечно, мне всегда были близки и понятны Сережины стихи. "Молчание - золото", говоришь, я не встречал это стихотворение у Сергея.

- "Однажды умный, - заговорила Наташа, - просто не за грош продал себя, он выразился так: "Молчи, дурак, за умного сойдешь!" Поверил в это искренне дурак... и светлым днем, особенно в ночи - дурак молчит, его целы бока. Дурак одернул умного: "Молчи, тогда и ты сойдешь за дурака".

Дальше они шли молча. Юра терялся в догадках.

В роддом их не пустили, но они целых два часа простояли под окнами Вика лежала в палате второго этажа. Выглядывая в открытое окно, она радостно разговаривала со своими посетителями, но все это время Юру ни на минуту не оставляли безответные размышления. Ненароком он посматривал на Наташу и анализировал неожиданные свои домыслы.

Ему весьма не терпелось уточнить до объяснимости и, может быть, даже открыться Наташе, если такое позволят обстоятельства разговора, на неминуемость которого он все-таки надеялся, разговора откровенного, который поставит все на свои места.

Юра надеялся на подробное общение по недосказанной теме с Наташей на обратной дороге из роддома. Но случилось другое, на что Божив никак не мог рассчитывать: может, Наташа не захотела продолжать беседу и потому решила поступить именно так, а может, уж таковы были судьбиные обстоятельства, но, как бы то ни было, Наташа в одну минуту попрощалась с Юрой, Оксанкой и Викой и уехала куда-то по делам.

МАГИЧЕСКИЙ СОВЕТ

- Алло! Иван, ты?

- Да, это я. А кто это звонит?

- Как тебе сказать... ну, в общем-то это я - Сергей... Истина.

- Сергей? - в трубке установилось молчание.

- Иван, ты меня слышишь?

- Да. Это я озадачился: что-то голос у тебя изменился. Ты проснулся?

- Нет. И голосом я говорю не своим, но все-таки своим.

- Около тебя кто-то есть и ты не можешь говорить?

- Да нет, все нормально, я стою здесь один, в телефонной будке.

- Откуда ты звонишь?

- Я недалеко от Центрального рынка, напротив храма.

- Я имею в виду - отсюда или оттуда.

- А, да нет, отсюда.

- Ясно, а что так стараешься не своим голосом говорить?

- Понимаешь, я тут не один, вернее, один, но не полностью. Этот тип смылся.

- Ты что, влез куда-то?

- Да, в председателя кооператива.

- Понятно. И что собираешься делать?

- Да есть кое-какие соображения.

- А что Эзоповым языком заговорил?

- Страхуюсь на всякий случай, откуда я знаю, как у тебя дела.

- Да нет, все нормально, можешь говорить напрямую.

- Хорошо, - сказал я и немного задумался: "Стоит ли все-таки Ивана привлекать, вмешивать в эти обстоятельства? Не должно бы мне поступать так слабо и подчеркивать в себе незадачливого ученика. И для меня медвежья услуга, и для Ивана - слабинка учителя".

- Ты что замолчал?

- Думаю, что сказать.

- Слушай, тебя что, заблокировали или сам играешь?

- Заблокировали.

- Ну это пустяк. Помочь?

- Думаю, что не надо. Это мое недоразумение, мне и расхлебывать.

- Ну, смотри, тебе виднее.

- Слушай, ты меня, Иван, извини, в случае чего я тебе позвоню, хорошо?

- Ладно.

- Как у тебя дела, Иван? Как живешь? Работаешь?

- Дела по-старому, правда, диссертацию успел защитить по медицине. Занятия продолжаю.

- Не женился?

- Женился, не так давно.

- Папкой скоро будешь?

- Да, эта проблема намечается.

- Поздравляю, - с грустноватым оттенком сказал я и тут же решил закончить разговор:

- Ну, ладно, Иван, я заканчиваю, пойду потихоньку.

- Ну ладно, пока, звони.

- Пока, Иван, - подытожил я и уверенно повесил трубку на автомат, и душа у меня заныла немного, вспомнились былые времена, когда я работал директором кинотеатра.

Я вышел из телефонной будки в слегка расстроенных чувствах, но с твердой уверенностью продолжать борьбу, хотя моя устремленная позиция и находилась в расплывчатом состоянии, пока я длительно присутствовал в Астрале, но здесь, на Земле, на физическом плане, среди вороха страстей телесного преобладания я снова захотел обладать своим земным телом, и мне даже порою уже бывало не то чтобы трудно, скорее грустновато в минуты необходимости покидать земное тело Гриши, ибо немало я уже в него вживался, и каждый раз, с ним расставаясь, я хотел возвращения. Я привыкал к нему, словно к одежде, без него я начинал себя чувствовать голым и даже, в какой-то мере, несовершенным, лишиться его для меня все больше начинало означать потерю любимой вещи, старого, удобного костюма, таким образом, я все больше привязывался к Гришиному физическому телу, и я еще не имел подобного опыта инородного вживления души на столь продолжительный срок, и потому не мог предвидеть, во что это все выльется, ведь не исключена была возможность, что моя инородная душа, насильственно вживленная в тело председателя кооператива, примет его, как благодатную почву, и пустит корни, но чувственные корешки уже появились, как очертания моей теперешней грусти.

"Вот так, - подумал я, - могу остаться Гришей".

И тут произошло вот уж совсем неожиданное: среди туманной суеты прохожих, среди хаотичного их движения, в густоте уличного шума промелькнуло поодаль от меня, как некий знакомый сгусток, напряжение, и оно обозначилось, активизировалось в моей памяти раньше, чем я это смог проанализировать, мне ничего не оставалось, как ринуться за своей импульсивностью, что за маленьким ребенком-шалуном, и стеснительно оправдывать ее поведение.

- Золотов! - не успев подумать, окликнул я человека в старом подранном костюме, совершенно обвисшем на его довольно упитанном теле.