На моих глазах интерес Сержа погас. Я сообразил, что он уже высчитал про себя: Франс Пресс уделит этому событию в лучшем случае пять строк, да и то не в основной ленте, а то и в третьей подаче, - там на столь банальное сообщение вообще никто не обратит внимания. Нет, случай далеко не "фитиль": в мире ежедневно гибнут на автострадах тысячи людей - от простых смертных до звезд, известных миллионам.
- Жаль, - с приличествующим моменту сочувствием, но но более, сказал Серж. - Вот если б он успел стать олимпийским чемпионом, - другое дело!
- У меня есть подозрение, что Джона Крэнстона убили... - сказал я и удивился собственным словам: еще мгновение назад не собирался говорить ничего подобного.
- У тебя есть доказательства? - воспрянул духом Казанкини.
Я кратко ввел Сержа в курс дела, подкрепив информацию некоторыми подробностями из дней, проведенных вдвоем с Крэнстоном на озере. Особо подчеркнул три момента: отсутствие каких-либо документов у погибшего, сломанное деревце и, наконец, "ягуар" у обочины дороги...
- Густо замешано, - неопределенно пробормотал Серж, уставившись в экран телевизора, подвешенного на цепях у стенки.
Дикторы канадского телевидения передавали последние новости: интервью с первым чемпионом Игр тяжелоатлетом Николаем Колесниковым, показали приезд в Монреаль почетного гостя Джесси Оуэнса (сколько я его знаю, он не меняется - ослепительная улыбка, благородное лицо, только волосы совсем поседели; было в его облике нечто, заставлявшее добрые сердца открываться ему навстречу). Потом был прогноз погоды. Последним выступил глава службы безопасности Олимпийских игр мистер Уиндорф. Он бодро сообщил, что группа террористов, появившаяся в Монреале, "находится под постоянным наблюдением полиции" и, таким образом, особых причин для беспокойства нет.
- Еще бы! - расхохотался Серж. - Я уверен, что эти мифические террористы и полиция - одно и то же! Я даже...
Голос мистера Уиндорфа заставил его умолкнуть на полуслове.
- Вчера вечером попал в автомобильную катастрофу и погиб участник Олимпийских игр пловец Джон Крэнстон. Печальное событие. Руководство Канадского олимпийского комитета выразило официальное соболезнование.
- Серж, - сказал я. - Мне нужна твоя помощь.
- Какие могут быть вопросы, я готов.
- Мне нужно, чтобы ты встретился с Доном Маккинли.
- Это кто еще?
- Тренер Джона. Со мной он разговаривать не станет как пить дать. Он прошлый раз смотрел на меня волком. Спроси, выспроси у него: что делал Джон в тот день, какое у него было настроение, почему, наконец, он оказался так поздно вне олимпийской деревни - ведь утром следующего дня он должен был стартовать. Запомни каждый жест, выражение лица Маккинли. Это очень важно. Он просто обязан что-то знать!
- Встречаемся здесь вечером?
- О'кей! Около полуночи. Думаю, что к тому времени я передам репортаж и буду свободен.
Я допил кофе, попрощался с Казанкини и направился в пресс-центр, чтобы заняться олимпийской информацией и определить план работы на день, а заодно перекинуться парой слов с коллегами - смотришь, и выплывет что-нибудь достойное внимания.
Но события минувшей ночи не шли из головы.
Улучив момент, я разыскал в бассейне Генри Лоусона, приятеля Крэнстона. Он вышел из раздевалки не сразу, и мне пришлось дважды объясняться с полицейским, дежурившим у входа, но даже моя журналистская "ладанка" не произвела на него должного впечатления. У меня закралось подозрение, что эти несколько десятков тысяч полицейских в форме и в штатском, крепконогие парашютисты в гольфах, переодетые агенты местной службы безопасности и приглашенные из США сотрудники ФБР, которые должны обеспечить безопасность и спокойствие Игр, получили строжайшие указания... не доверять никаким документам.
Лоусон появился именно тогда, когда полицейский в третий раз решительно двинулся ко мне. Левый рукав спортивной куртки Лоусона перехватывала черная повязка. Генри, как и Крэнстон, учился в университете Санта-Клары, жил с ним по соседству в общежитии и, кажется, был единственным, с кем Джон дружил в команде пловцов.
- Добрый день, мистер Романько, - поздоровался Лоусон. - Вы, верно, хотели бы что-то узнать о Джоне? Право, не уверен, смогу ли быть вам полезен.
Я увлек Лоусона по коридору подальше от бдительного ока полиции. По бесконечным переходам под трибунами олимпийского стадиона мы выбрались на площадь. Она, как обычно, кишела народом, ветер надувал разноцветные "паруса" огромных шатров, натянутых над временными кафе, почтовой и справочной службами. Мы прошли мимо "человека-оркестра", не задерживались возле "ангела" с двухметровыми крыльями, оклеенными серебристой фольгой. В дальнем конце парка выбрали свободное местечко на лужайке и сели, подставляя лицо горячему июльскому солнцу.
- Вы встречались с Джоном в тот день? - спросил я.
- Конечно. Мы вместе плавали. Но Джон закончил раньше, кажется, почувствовал легкое недомогание. Такое бывает, когда ты в хорошей форме. Потом обедали вместе в олимпийской деревне. Больше мы не виделись. А потом - эта чудовищная новость...
- Вы тоже тренируетесь у Маккинли?
- Нет, - жестко, почти с ненавистью отрезал Лоусон.
- Но он - лучший тренер не только в вашем университете... - сказал я, хотя и видел, как неприятен Лоусону разговор о Маккинли. - Почему же вы?..
- Почему же я тренируюсь не у него? Вы об этом хотите спросить меня, не правда ли? - Лоусон хмуро посмотрел на меня. - Отвечу: я ненавижу Маккинли за то, что спортсмен для него - лишь подопытный кролик.
- Если хочешь достичь большего... - начал было я, но Лоусон резко оборвал меня.
- Мне неприятен этот разговор, мистер Романько. Я согласился с вами встретиться только потому, что Джонни высоко ценил вас. И еще потому, что знаю - вы сами в прошлом пловец, надеялся, что мы найдем общий язык. Извините, но больше ничего нового я сообщить не могу. - Он поднялся.
- Подождите, Генри. Не сердитесь на меня. Я хочу в этой истории разобраться. Джонни кое-чем поделился со мной, но, боюсь, не всем, что мог бы рассказать о Маккинли.