VI.
Татарская княжна была очень заинтересована делом, о котором с ней говорил Окоемов. С одной стороны, ее мучило специально-женское любопытство, а с другой -- вскользь высказанное Окоемовым желание пристроить куда-то всех искавших работы интеллигентных людей. Про себя княжна так и говорила: всех... Она верила слепо в гений Окоемова и даже не старалась себе представить, как все это может выйти. -- Уже он сказал,-- повторяла она про себя, точно спорила с каким-то недоверчивым человеком. Жила она на Арбате, занимала крошечную меблированную комнату. В имущественном отношении она являлась Божией птицей, потому что не знала, что будет есть завтра. Происходило это не от того, что княжна не умела работать или могла оставаться без работы -- нет, она могла бы устроиться совсем хорошо, если бы думала только о себе. Но ведь столько конкурентов на переводы и уроки, и княжна великодушно уступала свой рабочий кусок хлеба другим. А сколько было этих других... И как, бедные, все они нуждались, особенно люди семейные. И кого-кого тут не было: потерявший место корректор, начинающий художник, неудачник актер, учительница музыки, массажистка, домашний секретарь, чтица, целый ряд молодых людей, не кончивших где-нибудь курса, и т. д. У княжны сохранились кой-какия связи с миром богатых людей, к которому она принадлежала по рождению, и ея монашеское черное платье можно было встретить в самых богатых московских палатах. Она являлась туда с такой хорошей тревогой во взгляде и после короткаго предисловия говорила стереотипную фразу: -- Уже представьте себе, какой случай со мной: сижу вчера, и приходит ко мне один молодой человек... Он женатый человек... Недавно родился первый ребенок... Жена у него служила раньше наборщицей, а сейчас потеряла место... Нельзя же ей бросить ребенка одного? Вы меня уже понимаете? Дело заканчивалось стереотипной просьбой о месте или маленькой подписке. В этих случаях княжна проявляла удивительную настойчивость и добивалась своего. Знакомые пожимали плечами, делали безнадежно-удивленныя лица, даже иногда старались скрыться бегством, но в конце концов место все-таки находилось. Княжна знала, что надоедает своими вечными просьбами, но что же делать, если на свете столько бедных людей... Попеременно она являлась то с картинкой начинающаго художника, то с тетрадкой стихов неудавшагося поэта, то с абажуром из сухих цветов, то с бисерным кошельком, и непременно все это продавала. Ея клиенты сплошь и рядом платили ей самой черной неблагодарностью, и княжне приходилось выслушивать нередко очень неприятныя вещи от влиятельных меценатов и меценаток. -- Как же вы рекомендуете, Варвара Петровна, совершенно неизвестных вам людей? Нельзя же так... -- А если он (или она) уже бедный и уже ребенок родился? Вы лучше сердитесь на меня... Каждая такая неудача ужасно волновала княжну и волновала не за себя лично, а за то, что бедные люди могут обманывать и поступать дурно. Княжна даже плакала и успокаивалась только тем, что не все же такие, тем более, что у нея всегда был налицо большой выбор новых бедных людей. В общем все время княжны было занято этими вечными хлопотами, так что собственно для себя оставалось всего несколько часов. Княжну спасали ея скромныя потребности и трогательное уменье отказаться даже от самого необходимаго. В результате получалось то, что она голодала иногда по нескольку дней, питаясь одним чаем. И вдруг всех этих бедных людей Окоемов обещает пристроить... Это было что-то до того необыкновенное, что княжна несколько раз сомневалась, не ослышалась ли она. Прошло целых три дня, прежде чем княжна могла отправиться к Окоемову для окончательных обяснений. Ах, какие длинные и мучительные дни... Он все время пролежал больной в постели и не мог никого принимать, кроме Сережи. Итти без приглашения княжна стеснялась, и тем мучительнее было ожидание. Она знала, что Окоемов не забыл своего разговора с ней -- он ничего не забывал -- и, когда нужно, пошлет приглашение. Наконец пришло и это желанное приглашение. У княжны усиленно забилось сердце, когда она распечатала городскую телеграмму. "Жду вас сегодня вечером. Окоемов". Если бы он знал, как трудно дожидаться такого вечера... Княжна даже изменила порядок своего трудового дня, потому что от волнения у нея разболелась голова. С какой тревогой княжна отправилась в семь часов вечера в Сивцев Вражек. Она даже вынуждена была останавливаться несколько раз, чтобы перевести дух. У княжны сердце тоже было не в порядке, хотя она и не любила лечиться. У окоемовскаго домика еще раз пришлось остановиться и сделать передышку. Сердце княжны билось неровно, как пойманная птица. Ее встретила сама Марфа Семеновна. Княжна даже покраснела, как виноватая. -- Что Василий Тимофеич?-- спросила она, стараясь не смотреть в глаза хозяйке. -- А ничего... Теперь лучше. Лежит у себя в кабинете. -- Можно к вам пройти, Марфа Семеновна? Княжна чувствовала, что ей необходимо предварительно успокоиться. -- Отчего же, пойдемте, голубушка.