Слезы хлынули потоком. По лицу, по шее, по груди, будто отмывалась заново. От клокочущего и рвущегося на волю плача вдохнуть не получалось. Хватала ртом воздух и выла навзрыд.
Выла по девочке, которую было не вернуть.
Выла по себе, пропитавшейся насквозь самой едкой грязью.
По Нему, пережившему собственный ад, но не бросившему.
По каждому дню за прошедшие два года.
Выла и обнимала, как будто боялась потерять вновь.
- Не отпускай меня... - со стоном вырвалось из горла, когда Он, покрывая поцелуями каждый сантиметр кожи, стал распахивать на ней свой собственный халат. - Никому не отдавай.
Без него
БЕЗ НЕГО
Наверное, я всегда знала, что не смогу его удержать.
«Такие, как он, не созданы для одной», - перед нашей свадьбой вздыхала мама. Слишком яркий. Слишком мужественный. Слишком... во всем. От поступков до дикой потребности быть первым и лучшим.
Но когда закрылась крышка чемодана, и он сказал последнее «Прости», меня не спасала никакая подготовка.
Страх непроглядным черным куполом опустился на голову.
Потерялась.
Неважно стало, с кем он был и как долго. Без разницы, сколько их было и любил ли хоть одну.
Гордость лопнула как струна на старой, отжившей свой век гитаре.
Вместо нее родились предательское «Я согласна» и хлипкое «Хорошо, давай попробуем начать все сначала».
Шептала и не верила.
Умоляла и растекалась солёными ручьями.
Обнимала и не чувствовала... ничего.
Лишь картинки перед глазами заставляли гореть изнутри.
Не с мужем! Обнаженным. В постели с другой.
Не с красивым женским лицом, искривленным от яркого оргазма!
А со стенами!
Белыми в коридоре. Синими в кабинете. Жемчужными в ванной.
Пустыми. Без его рубашек. Одинаково-скучных и неприлично-дорогих. Без его запаха. В ванной - мятного, зубной пасты. На кухне - перечного, любимого Табаско. В спальне - мускусного. Секса и тесных объятий перед сном.
Рушилось все без этих картинок.
Система координат теряла точки отсчёта. А за десять лет брака не осталось никаких запасных ориентиров. Выцвели за ненадобностью. Некому было подать сигнал «SOS».
Оставалось лишь падать. Безоглядно.
В объятия. Как на дно.
«Я без тебя не умею». - Испачканные слезами губы тянулись к упругим мужским губам.
«Ради наших стен. Ради первых поцелуев... тогда ещё горячих. Ради сотен черных ночей, когда спасались друг в друге от проблем и разочарований». - Сердце рвалось из груди... Навстречу.
«Я уже не стану лучше, чем она. Не сотру килограммы и морщины. Не потеряю голову от любви. И не вытравлю из памяти все твои слабости и страхи». - Мы сталкивались. Тянули вниз одежду. Сжимали и кусались в дикой спешке.
Он не лгал, что остаётся навсегда.
Я не врала себе о будущем.
Оба брали.
Быстро - у стены в коридоре.
Медленно - на диване в гостиной.
С диким истерическим смехом и бутербродами, приготовленными в четыре руки - на кухне.
Жёстко, мучительно, жадно, будто клеймя друг друга - в спальне.
Он не сдерживался.
Я отрывала у жизни самое последнее.
До синяков и потёртостей.
До засосов, на которые раньше было табу.
До усталости и дикой пустоты.
Как два обрывка чего-то целого. Картинки со сложным узором, где все переплеталось, сливалось и текло из одного в другое.
А потом случилась ночь.
Под одним одеялом оказались двое.
Я ждала, что будет неудобно. Что обида возьмёт свое и заставит отвернуться.
Ждала, что не усну рядом с... этим... теперь уже чужим.
Долго перестилала кровать. Чтобы на свежем. Чтобы как в броню закутаться в хрустящую прохладу.Осторожно укладывалась. С самого края. Не касаясь.
Дышала через раз. Сдерживаясь, пряча волнение и от него, и от себя.
Но все магниты, запоры и крючки оказались сильнее. Связали нас в одно целое. Склеили руками, ногами и лбами.
Незаметно. Будто само собой. И без мыслей мы провалились в сон. Как в глубокий колодец. Оба. И лишь вздрагивали иногда, словно от кругов по воде...
А на рассвете, пока за окном стоял густой туман, он ушёл.
Оделся бесшумно. Вздохнул тяжело на ухо. И, не обжигая больше поцелуями, растаял в дымке.
***
Следом за его уходом медленно потянулись дни.
Сперва я держалась. Не жалея рук, стирала из квартиры следы нашей прошлой жизни. Драила все поверхности до блеска, до сорванных ногтей и сморщенных, как у старухи, пальцев.
Собирала в мусор общее. От фотографий до пестрых фигурок слонов, которых привезли когда-то из далёкой южной страны.
Потом искала покой в работе. Зашивалась в ней днями и неделями. Забыв о сне, о еде, тянула все больше. Никому не отказывала, ни с кем не спорила. Засиживалась перед бумагами до черноты перед глазами и грызущей боли под ребрами.