Как побитая собака пряталась от сочувствующих взглядов коллег и друзей. Высушивала себя изнутри. Вытравливала все живое и чувствующее.
Но через месяц с первым осенним дождем полились слёзы.
Вначале они затопили. Словно душа вышла из берегов, лилось стеной, без остановки. Я смотрела перед собой, как сквозь питерское дождливое окно.
Жила на ощупь. В завалах использованных салфеток. Среди мокрых после сна подушек.
В собственной осени.
Не помню, сколько дней и ночей. Не знаю: недели или месяцы.
Как птица, от каждого дуновения, срывалась на слезы. От любого воспоминания или случайно найденной безделушки - на солёный водопад.
Литрами выплескивала из себя боль и обиду, зависть и тоску, отчаяние и принятие.
Больше не пыталась быть сильной. Выбросила маску уверенной.
Будто после тяжелой болезни училась заново чувствовать вкусы и запахи. Куриного бульона. Осеннего парка. Ванильных сухариков. Лимона с сахаром. И сырости у залива.
Без разговоров, без чужих взглядов знакомилась сама с собой.
С виду женщина.
Временно без возраста.
У корней волос русая с проседью. У кончиков – совсем другая.
Когда-то нужная. Теперь... сама по себе. Без поводка и штампа. Без сучков и крючков. Не зацепиться ни за кого. Не удержаться. Цельная.
***
После окончания сезона слез, как новая пора года, пришло тихое одиночество.
Я больше не скулила по прошлому. Не оглядывалась по сторонам в хлипкой надежде увидеть Его. Не пряталась от коллег.
Они сами престали задавать вопросы. Вероятно, прочли по лицу, что в нашем слезливом сериале закончились все серии.
Вместо страха жизни без Него стала постепенно приучаться к жизни с собой.
Как безумная здоровалась по утрам с отражением в зеркале. Порой смеялась с того, какое оно неуклюже и странное.
Подстриглась. Перекрасила волосы. Выбросила на помойку все платья. Они всегда были дополнением к его рубашкам. Как аксессуар, декор для успешного мужчины.
Без него хотелось уюта. Удобных брюк, мягких кардиганов, легкой обуви без каблуков и ноющей боли под вечер.
Еще хотелось чая. Не кофе, как раньше. А только чая. Крепкого, с нотками бергамота. Цвета питерских вечеров под желтыми фонарями. Тех самых, когда сильнее всего чувствовалось, что больше никого нет... одна. Не женщина, а стопка перевернутых страниц со сломанной шариковой ручкой, которой больше ничего не напишешь.
Вписывать в свою жизнь другого мужчину не хотелось совсем. Все они проходили мимо, не затрагивая.
Не было сил барахтаться на поверхности в пустых разговорах. Не было желания отпирать засовы ради минутного тепла в одной постели.
«Так нельзя!» - возмущались вокруг.
«Ему хорошо, и ты тоже должна», - шептали сочувствующие.
«На одном свет клином не сошелся!» - вздыхали за спиной такие же шитые-перешитые.
Но я не слушала. Ни злых, ни добрых. Ни своих, ни чужих.
Вместо объятий куталась в теплые кофты. Вместо свиданий встречалась с собой. Искала духи, которые были похожи на меня. С ароматами липы и меда. Искала книги, в которых могла утонуть с головой. О простом и добром. Слушала музыку, пытаясь найти свою.
Знакомилась с той, кем стала за много лет с Ним и без Него.
Раньше не успевала. Откладывала в суете. Забывала.
Сейчас удивлялась.
Такая маленькая. Такая сильная. Яркая, хоть и в серой одежде. Живая. С Ним и без Него.
Почти здоровая.
И лишь в темноте под холодным одеялом накатывала тоска...
... по сильному плечу, рядом с которым так хорошо засыпалось,
... по поцелуями в тишине. Иногда жадным. Иногда ленивым. Но всегда правильным.
... по тихому сопению, которое вело за собой в мир Морфея лучше любого снотворного.
Тоска словно напоминала: "Ты живая. Болит - значит чувствуешь".
С этой лёгкой, ночной болью и жила. Разменивала дни и недели.
Двигалась привычными маршрутами.
Больше не умирала, не выла и не сожалела.
Кушала одиночество полной ложкой. И не давилась...
... пока однажды словно из неоткуда не появился он.
Не такой яркий, как муж. Худой. Потрёпанный жизнью. С редкой улыбкой, от которой щемило за грудиной. С жёсткой щетиной, к которой тянулись пальцы.
В свитерах под самое горло.
С лёгким запахом сигарет. И без единой пачки в карманах.
Внезапный. И чужой.
Он меня и приручил.
Букетами цветов. Будто не знал, чем иначе занять руки.
Долгими прогулками по осенним аллеям. С уютным молчанием и моими холодными пальцами в его горячей ладони.
С поцелуями у подъезда на прощание. Скупыми. Быстрыми. От которых дрожало все внутри, а в глазах напротив вспыхивало ночное небо. С чернотой и звездопадом.