Знаете, умнее он стал, хотя и не так уж «соответственно». В Англии, скажем, проводятся регулярные проверки способностей школьников. Методы, которые при этом используются, далеко не всегда дают достоверные результаты. Сегодняшние «тупицы» могут оказаться способными, а «вундеркинды» — выйти сверхзаурядными людьми. Но средние результаты одинаковых испытаний в разные годы — их сравнивать можно. И вот получается, что уровень интеллектуальных способностей детей от десятилетия к десятилетию медленно растёт. Слишком медленно, чтобы догнать физический рост, но всё-таки.
Однако способности — это только одна сторона личности. А как быть с другими — с характером, волей, настойчивостью, целеустремлённостью, умением видеть последствия своих поступков, умением правильно оценивать себя и других? Вот с этим, по мнению и антропологов и психологоа, дело обстоит гораздо хуже. То есть, строго говоря, оно не ухудшилось за последние сто лет: сегодняшний пятнадцатилетний в этом отношении не так уж сильно отличается от своего сверстника в 1871 году. Беда в том, что в других отношениях наш пятнадцатилетний уже не тот: сил у него больше, в том числе, возможно, и умственных, а умения верно их направлять не прибавилось. Те черты личности, которые делают человека самостоятельным, по-прежнему формируются лет так в семнадцать-девятнадцать. А бывает (и часто бывает), что позже.
В чём причины акселерации? Их, наверное, много. Похоже, главная — питание. Акселерация прежде всего «поразила» развитые промышленные страны. А в них за последние полтора столетия уровень жизни сильно повысился.
Конечно, и в XX веке большинство людей получает меньше нищи, чем нужно, а главное, не такой пищи, как нужно. Три четверти английских детей (а ведь Англия — весьма высокоразвитая страна) постоянно плохо питаются. Это не значит, что они голодают, но витаминов и белков в их питании не хватает. Нет просто голода — и есть голод скрытый.
Но в начале XIX века в Англии процветали обе формы голода. Грустные картины нищеты рисует Диккенс в «Лавке древностей» и «Крошке Доррит», в «Холодном доме» и «Оливере Твисте». А Фридрих Энгельс приводит страшные цифры о подлинном голоде трудящихся в своей книге «Положение рабочего класса в Англии».
Дети, особенно дети горожан, сейчас едят больше молока и мяса и меньше хлеба и картофеля, чем прежде. А я не зря рассказывал про эксперимент, в котором молоко заставило ребят расти быстрее.
Но — в Японии акселерация идёт полным ходом, а едят там много хуже, чем в Европе. Мясо — почти роскошь, килограмм его стоит столько же, сколько пара туфель. Преуспевающий служащий съедает на обед миску постной лапши — и никто не считает это проявлением скупости. Соседи по рабочему столу обедают так же.
Кроме того, в Европе, Азии и Америке дети в семьях помещиков и капиталистов тоже прибавляют в росте, а в таких семьях, понятно, столетие назад тоже кормили до отвала.
Словом, лучшее питание — только одна из причин акселерации.
Многие врачи считают, что тут очень важно воздействие солнца. То есть светить-то оно ярче не стало, но люди стали лучше пользоваться его светом и теплом. Особенно дети. Они бегают летом в трусах, младенцев не пеленают, одежда вообще, а особенно опять-таки детская, стала более лёгкой, свободной, открытой.
Но все эти блага должны особенно сказываться на деревенских детях. А те растут медленнее городских.
Солнечного света и чистого воздуха в городе человеку достаётся меньше. А чего больше? Больше электрического света, больше шума. Может быть, из-за этого горожане растут быстрее? Есть и такая точка зрения. И подкрепляется она тем, что буквально в последние годы крестьянские дети начинают по темпам роста догонять горожан. А ведь как раз сейчас деревня и в Западной Европе и в СССР бурно нагоняет город и по электрическому свету, и по телевизорам, и по самому темпу жизни.
Сделала рывок вперёд медицина. Дети теперь и болеют реже, и болезни переносят легче. Притом замечено, что крупные, «акселерированные» дети как раз чаще и тяжелее других болеют многими болезнями, в том числе воспалением лёгких. Но если раньше дети от воспаления лёгких нередко умирали, то теперь врачи умеют с ним справляться. Получается, что когда-то крупных детей умирало сравнительно больше, а сейчас они остаются шить — и человечество от этого, понятно, подрастает.
И ещё минимум два десятка причин называют учёные, пытаясь объяснить акселерацию. Видимо, тут правы все или почти все авторы самых разных гипотез.
У акселерации много причин. Много и следствий.
А для себя стоит сделать вывод: надо постараться умнеть так же быстро, как расти, постараться стать сразу и сильным, и настойчивым, и высоким, и самостоятельным.
МАЛЬЧИК И ДЕВОЧКА, МУЖЧИНА И ЖЕНЩИНА
Трудно быть мужчиною!
Тебе ещё и двух лет нет, а родители уже плакать не велят, ссылаясь именно на то, что ты мужчина. Дальше — хуже. И тяжесть за девочек надо носить, и в дверь их пропускать, и за косички их не дёргать. Трудно! Но надо.
А почему? Потому что мужчина и женщина, мальчик и девочка равны только по уму и правам, но не по своим физическим возможностям.
Всё начинается буквально со дня рождения: мальчики в среднем чуть тяжелее девочек. И обычно на сантиметр выше (хотя лучше сказать не «выше», а длиннее — ведь ни те, ни другие стоять ещё не могут).
Целых десять — двенадцать лет требуется девочке, чтобы нагнать своего ровесника по росту. Мало этого — годам к тринадцати девочки уже не ниже, а выше мальчиков. Но — ненадолго. Ещё год, два, три — и мальчики, стремительно вытягиваясь, снова обгоняют девочек. Те к восемнадцати годам часто и вовсе перестают расти, а юноши продолжают тянуться вверх.
Мужчины не только выше, но и крупнее, массивнее, тяжелее. В них немного быстрее бежит кровь, в их теле химические реакции идут быстрее, им нужно больше еды и воды. В теле мужчины сравнительно большую долю места занимают мышцы и кости. В среднем женщина ниже мужчины на 9 сантиметров, а легче — на 8 килограммов.
Кстати, у обезьян мандрилов самцы весят в три, четыре, даже в пять раз больше самок; у горилл разница тоже очень велика. Но у наших прямых предков на протяжении последних сотен тысячелетий внешняя разница между мужчиной и женщиной скорее не уменьшалась, а увеличивалась. (И не мудрено. Ведь первой специализацией людей, первым разделением их по труду было, не считая возрастного, распределение обязанностей между мужчиной и женщиной, закрепление за каждым полом своей доли дел сверх дел, общих для всех.) Словом, не случайно мужчин называют сильным полом и по праву на мальчика возлагают заботу о его более слабом товарище.
Впрочем, более слабым товарищем девочка становится не сразу. И далеко не во всём она слаба.
Больше десяти лет — с первых классов — следили учёные за физическим развитием 87 девочек и 89 мальчиков. В год несколько раз тщательно измеряли силу, с которой каждый из них мог сжимать кулак, ударять, натягивать эспандер.
До тринадцати лет мальчики и девочки шли наравне. А в шестнадцать-семнадцать только очень немногие девушки могли повторить средние результаты юношей. И это при том, что учёные специально позаботились об одинаковом питании и сходных играх для тех и других.
Но и силой разница в пользу юношей не исчерпывается. Вот сцена из «Приключений Гекльберри Финна» Перечитай-ка её ещё раз, в сокращённом мною виде.
Гек Финн отправляется «на разведку» переодетый девочкой и заходит в дом к женщине лет сорока. Они разговаривают о судьбе беглого негра Джима, которая очень волнует Гека. И вот...
«Мне стало до того не по себе — просто не сиделось на месте. Надо было чем-то занять руки, я взял со стола иголку и начал вдевать в неё нитку... Женщина замолчала... смотрела на меня как-то странно, с любопытством и слегка улыбаясь». А потом... «она начала говорить, какие нынче тяжёлые времена, и как им плохо живётся, и что крысы обнаглели и разгуливают по всему дому, словно они тут хозяева... Одна то и дело высовывала нос из дыры в углу. Женщина сказала, что она нарочно держит под рукой всякие вещи, чтобы бросать в крыс... Она показала мне свинцовую полосу, скрученную узлом, заметив, что вообще-то она попадает метко, только вывихнула руку на днях и не знает, попадёт ли теперь. Выждав случая, она швырнула этой штукой в крысу, но не попала и охнула, так больно ей было руку. Потом попросила меня швырнуть ещё раз... Я взял эту штуку и, как только крыса высунулась, нацелился и швырнул — и если б крыса сидела на месте, так ей бы не поздоровилось. Женщина сказала, что удар первоклассный и в следующий раз я непременно попаду. Она встала и принесла обратно свинцовую полосу, а потом достала моток пряжи и попросила, чтобы я ей помог размотать. Я расставил руки, она надела на них пряжу, а сама всё рассказывает про свои дела. Вдруг она прервала рассказ и говорит: