Первый музейный этаж – выставка больше историческая, посвященная эпохе Эдо. Одежда, оружие, доспехи, бытовая утварь. Многое знакомо по опыту обучения у Хидео-сана, потому взял на себя роль гида и начал рассказывать девушкам о назначении того или иного экспоната. Харизма Хидео-сана начала работать и тут. Меня слушали. С открытыми ртами. Причем не только мои спутницы, но и случайная экскурсионная группа в форме незнакомой мне школы, включая учителя, заслушалась, когда я рассказывал о чайной церемонии на примерах имеющегося тут фарфорового чайника и иной атрибутики.
Ничего удивительного, что в картинную галерею школьники пошли вслед за нами. Про картины я так много рассказать не смог бы, но “Звук забвения” находился почти у входа, возле него я и остановился.
– Перед вами последний шедевр одного из основоположников японского абстракционизма Цукино Тенкая… – начал я.
– Да как вы смеете?! – нагло меня прервали. Говорил молодой, года на три-четыре меня младше мужчина в деловом костюме и с пластиковым бейджиком на лацкане пиджака. – Как вы смеете проводить тут экскурсии, не имея лицензии экскурсовода? Это должна была быть моя группа. Вы отнимаете мой заработок, да еще и действуете непрофессионально. Что вы вообще можете знать о том, какой тонкий смысл вложил великий Цукино-сама в свою картину?
– Извините меня пожалуйста, я не проводил тут экскурсий, просто рассказывал своей семье о том, что знаю, – никакой вины я не чувствовал, но чем больше извинений, тем меньше проблем. – Но про Цукино Тенкая и его творчество я немного в курсе и потому считаю себя вправе о нем говорить.
– Ну, давайте послушаем ваше обывательское мнение, – с легким оттенком презрения обратился ко мне молодой человек. Зря он так. Не люблю высокомерие.
– “Звук забвения” – это не просто картина, это шепот, проникающий в сердца готовых услышать, доступный лишь тем, кто открыл образу на полотне своё сердце. Каждый мазок, каждая волна на полотне – это часть вечного звука, который мы слышим всегда, но не способны осознать. Забвение – не пустота. Это напоминание о том, что мы привязаны к памяти, как к тем цепям, которые тянут нас вглубь прошлого.
Но что, если нам по силам отпустить прошлое? Что, если нам позволено забыть? Это не значит потерять, наоборот, это шанс освободиться от лишнего тяжкого груза. Эта картина звучит не в тишине, а во время паузы, на которую мы ставим вселенную, придерживая головку патефона. Во время паузы, в которой исчезает все, что мы считали ценным, и остаётся только подлинная суть бытия.
Всмотритесь в картину, но не пытайтесь увидеть ее сразу целиком. Пусть ваше зрение постепенно погружается в слои и волны, как в медитацию, и тогда, возможно, ваших ушей достигнет настоящий “Звук забвения”, который раскроет вам все тайны. И вы услышите уже не мой голос, а своё подсознание, которое долго и безуспешно пытались заглушить.
Лютый бред, конечно. Я почти дословно процитировал речь Цукино Тенкая при представлении своей картины избранной богеме. В точности скопировал все интонации Хидео-сана в тот момент. Уж кто-кто, а старый мошенник умел работать на публику.
Я всего лишь подражатель, копия. Но, стоит признать, у меня получилось близко к оригиналу. Эффект, во всяком случае, был тот же. Все заткнулись. Замолчали и позволили тишине захватить окружающее пространство. Как будто погрузились в ту самую медитацию, дающую шанс услышать себя.
– Да мазня какая-то! – сказал один из школьников, разрушив торжественность момента. Так-то я с пареньком полностью согласен. Модный художник не собирался ничего вкладывать в свои картины. Нарисовал первые пришедшие в голову абстракции, а затем импровизировал на публике, говоря именно те слова, что от него ожидала услышать богема. Таков и есть рецепт приготовления шедевров современного искусства.
– Глупый мальчишка! – не выдержал критики картины придравшийся ко мне ранее экскурсовод. – Всё было сказано идеально! Неужели никто, кроме меня, не прочувствовал, как звучит пустота в наших душах? Простите за резкие слова, господин, вы, очевидно, разбираетесь в картинах Цукино-самы на уровне профессионального искусствоведа.
– Очень много читал про этого художника, – признал я, не говоря, что речь идет об единственной статье в Википедии. – Хотел бы однажды увидеть другие его работы, но увы, “Разделенные небеса” в частной коллекции, а остальные и вовсе где-то на западе. Хотя я встречал версию, что Тенкай-сама выжил и написал много картин, но, будучи от природы скромным и сомневающимся в собственной гениальности, так и не представил их публике. Возможно, однажды мы еще увидим загадочные шедевры.