Веселые ребята.
Парочка меня заинтриговала.
— Слушай, а что это за публика? — тихонько спросила я у Светы.
Светлана подмигнула:
— Интересно, правда? Это доктор наш, Диана Вежина, а тот, который бородатый, муж ее, писатель Михаил Дайнека. Всамделишный писатель, самый настоящий, чайку попить зашел. Ты его «Пасынков Гиппократа», случайно, не читала? — Еще бы не читала, и не только я, у нас всё отделение над «Пасынками» сквозь слезы хохотало. — Так это, между прочим, как раз про нас написано! — с законной гордостью сообщила Светка.
Чертовски интересненько! Вот и говорите после этого, что в действительности всё не так, как на самом деле… Теперь понятно, почему они вдвоем здесь на ура солируют. Непонятно только, с чего бы это вдруг бородатый Михаил Дайнека на меня так посмотрел — конкретно посмотрел, коротко и цепко: оценил, упаковал и ярлычком украсил. Н-да, реакция-то у мужика, как у каратиста, а вот взгляд, как у поклонника совсем другого спорта — «вольная борьба под одеялом» такая дисциплина называется. Самец, однако. Жены бы постеснялся…
Нахал. Но обаятельный. Но всё-таки — нахал.
Должно быть, от такого беспардонного напора я смутилась и даже покраснела. Во всяком случае, Светлана спохватилась и решила наконец-то меня отрекомендовать:
— Ребята, это Яна, она на «неотложке» у Рудаса работает. У нее машина поломалась, теперь она попутный транспорт ждет, — объявила Света.
— Ясно, в ожидании попутной лошади скучает, — весело прокомментировала Вежина. — Погоди, у Рудаса? — прищурилась она. — Получается, вы в Купчине катаетесь? Так это не у вас там, случаем, маньяк образовался?
— Какой маньяк? — обалдела я.
— А завелся, говорят, какой-то извращенец, что занятно — типа как бы врач. Будто бы сей деятель в лекарском халате к одиноким бабушкам в квартиры проникает, в доверие втирается и от жизни лечит. Радикально лечит, вроде как он умерщвляющим укольчиком доверчивых болящих пользует. Без претензий дядечка: чпок — и до свидания, а сам со старушечьими ценностями благополучно валит. Аки тать в нощи — ищи его свищи… за поэзию пардон, на языке вертелось. Так что в результате, уверяют, все бабушки в округе без очереди в рай стаями мигрируют. Впрочем, если верить слухам, большинству этих пациентов ангелы на небесах давно прогулы ставили…
— Уже сюжет, — бормотнул писатель.
Кто о чем, а литератору лишь бы слово вставить.
— Про сюжет не знаю, — отмахнулась Вежина, — но ментовка в Купчине уже который день на говно исходит. Хотя, если разобраться, на кого еще им исходить прикажете?
— Так вот почему нас утром тормознули и допрос с пристрастием устроили! — сообразила я. — Но с чего милиция решила, будто это врач? — удивилась я, автоматически добавив про себя: «Быть того не может!»
Разумеется, не может того быть… раз быть того не может.
— А черт их разберет, — усмехнулась Вежина. — Касательно врача — сомнительно, конечно, вероятнее всего кто-нибудь прикинулся. Но ментам врачи-убийцы в голову втемяшились, а коль уж им втемяшилось… Кто ж ментовскую-то логику поймет — за неимением оной, — язвительно заметила она. — Да чего там далеко ходить — вчера из-за этого маньяка в вашем Купчине нашего коллегу за жабры прихватили. То бишь ладно бы за жабры прихватили, бог ты с ним, но его ж за паспортные данные зацапали! Кроме шуток, он ведь Родион Романович у нас, имя-отчество у доктора такое. Родион Романович вчерась импортную рожу на заднице, рожистое воспаление на ягодице у иностранца то есть, в Институт скорой помощи отвозить изволили. А на обратном пути, стало быть, Родион Романыча не только прихватили, но еще и в отделении на пару с водителем два часа мурыжили. Я серьезно, не за что и не про что, а единственно за то, что действительно он Родион Романович… хотя, если разобраться, этот Родион Романович даже не Раскольников у нас, а просто — Киракозов!
Я против воли прыснула.
— Вот что значит Президентом питерца избрать! Культура, понимаешь! Теперича у нас даже, миль пардон, милиция образованность свою показать желает и повзводно вместо стрельб классиков штудирует, — незамедлительно ввернул реплику писатель.
Я не удержалась:
— Простите, но о классиках — вы это о себе или всё-таки о Достоевском? — со всей возможной невинностью осведомилась я.