Он наклонился и нежно поцеловал ее.
— Ты права, — тихо проговорил он, снова целуя ее. — У нас есть настоящее, и надо насладиться каждым его мигом!
Мадж обняла его за талию, с восхищением глядя на Кэйла — его слова ласкали ее слух слаще пения райских птиц.
— Вот теперь другое дело, — проговорила она и потянулась к нему в ожидании поцелуя.
Горячие лучи солнца, пробиваясь сквозь ажурную крышу внутреннего дворика, добавляли еще больше огня ее разгоряченному телу. Она прижалась к нему с такой силой, будто хотела слиться с ним воедино.
Вдруг Кэйл поднял голову, и его невидящий взгляд стал вполне осмысленным.
— Не здесь, — проговорил он внезапно севшим голосом.
Но только она хотела возразить, как за забором раздались чьи-то голоса.
— Где же тогда? — нетерпеливо спросила она.
Кэйл схватил ее за руку и потащил в дом, направляясь в комнату для гостей, которая находилась внизу. Мадж краем глаза увидела широкую кровать, нагретую лучами солнца, освещавшего комнату через открытое окно.
Все еще держа Мадж за руку, Кэйл втащил ее в комнату, на ходу закрыв дверь ногой.
— Не будем терять времени, — сказал он и, обняв ее, прижался губами к ее губам.
Прервав долгий поцелуй, он снял футболку через голову и, не глядя, отшвырнул ее в сторону. Его большие сильные руки легли ей на плечи, пальцы впились в ее тело. Но это не остановило ее, она продолжала покрывать его грудь нежными поцелуями.
— Какой ты красивый, — с благоговением проговорила Мадж, любуясь его мужественной красотой. Она обняла его за шею и припала к его губам в долгом томительном поцелуе, что есть силы прижавшись к его сильному мускулистому телу.
Кэйл закрыл глаза и потерял счет времени.
Он очнулся от звуков собственного хриплого дыхания и гулких ударов сердца, когда Мадж целовала ему грудь как раз в том месте, откуда они слышались лучше всего.
Но ему хотелось большего.
Он взял ее на руки и понес к кровати, где собирался провести с ней весь остаток дня.
У постели Кэйл поставил Мадж и, велев ей поднять руки, снял с нее блузку и бросил на пол. Затем та же участь постигла и ее белый лифчик. Пока Мадж старалась избавиться от своих кроссовок, Кэйл расстегнул ее джинсы и снял их вместе с белыми трусиками.
Ее непреодолимо влекло к нему.
Желание отдаться ему стало ее единственным желанием.
Словно прочитав ее мысли, он тихо произнес приглушенным от волнения голосом:
— Наберись терпения, солнышко. У нас впереди весь день и вся ночь.
У нее на секунду замерло сердце, когда он взглянул на нее своими голубыми, как незабудки, глазами, блестевшими от возбуждения. В это мгновение ее словно озарило, и она поняла, что главное сейчас не их плотские желания и устремления, а какая-то неведомая сила, сплотившая их в единое целое, что придавало ей смелости перед лицом неизвестного прошлого и неопределенного будущего.
И вот она здесь, в настоящем, неотъемлемой частью которого был Кэйл, без которого ее жизнь теряла всякий смысл.
— Я хочу стать твоей, и только твоей, — прошептала она хриплым голосом. Она без колебаний доверилась своим чувствам. Ее сердце переполнилось радостью, когда она увидела, с какой нежностью Кэйл смотрит на нее.
Он взял ее на руки и осторожно опустил на постель. Убрав с ее лица выбившиеся пряди волос, он наклонился и поцеловал ее с такой горячностью, что она на миг замерла, потрясенная силой его чувства.
Бросившись друг другу в объятия, они слились наконец в едином страстном порыве…
Мадж не представляла, сколько времени прошло с тех пор, как они вошли в эту комнату, но по удлинившимся теням на стенах поняла, что уже наступил вечер. Они лежали бок о бок, впав в блаженное состояние, ставшее закономерным завершением их бурной страсти.
— Кэйл!
— Да, — нехотя отозвался он.
Положив голову ему на грудь, Мадж закрыла глаза, с наслаждением перебирая в памяти все перипетии случившегося.
— Это было потрясающе, — прошептала она и заснула, довольная и счастливая.
Глава двенадцатая
Шел снег. Она бесшумно поднималась по старинным каменным ступеням, которые вели в скрытое от посторонних взглядов место. Заброшенный особняк был ее спасительной гаванью, куда можно было спрятаться от житейских невзгод.
Здесь она создала свой собственный мир, где забывала о высокомерных обитателях высшего общества, считавших ее безродной выскочкой.
Стоило ей появиться среди них, как гул голосов внезапно умолкал и наступала гнетущая тишина, нарушаемая торопливым враждебным шепотком.