Мы договорились арендовать помещение на паях с Гогеном. Он прекрасный дантист, специализирующийся на зубных протезах, и, кажется, хорошо ко мне относится. Он высоко оценил мою работу над зубами мистера Джея Грингласса. Помнишь, я запломбировал ему семь нижних зубов, а потом взял и все удалил. Грингласс воспринял это очень враждебно, и меня вызвали в суд. Речь шла о наследовании удаленных зубов, и по совету моего адвоката я настаивал на наследовании зубов целиком, но мне присудили только пломбы. Потом кто-то увидел одну из них у меня на полу, и теперь ее хотят поместить на выставке! Уже зашла речь о ретроспективе!
Я, видимо, совершил роковую ошибку, связавшись с Гогеном. Он человек крайне неуравновешенный. Он ужасно много пьет. Когда я его упрекнул, он сорвал со стены мой докторский диплом. Однажды в мирную минуту я уговорил его поработать на свежем воздухе, в лугах, среди зелени, под золотыми лучами солнца. Он надевал коронки мадемуазель Анджеле Тоннато, а я ставил временную пломбу мсье Луи Кауфману. Как хорошо было нам обоим творить на пленэре! Эти ряды ослепительно белых зубов, сверкающих на солнце! Внезапный порыв ветра сорвал парик с головы Кауфмана и унес в кусты. Он кинулся за ним и опрокинул наземь рабочий столик Гогена. Гоген напустился на меня и хотел ударить, но вместо этого сбил с ног Кауфмана, который упал задом на включенный бор. Кауфман подскочил и быстрее ветра промчался мимо меня, увлекая за собой мадемуазель Тоннато. Дело кончилось тем, что страховая компания «Рифкин, Рифкин, Рифкин и Мельтцер» наложила арест на мой банковский счет. Вышли сколько можешь.
Тулуз-Лотрек — несчастнейший из смертных. Более, чем кто-либо еще, он мечтает стать великим дантистом и обладает подлинным талантом, но из-за малого роста не может дотянуться до ртов своих пациентов, а встать на табурет ему не позволяет гордость. Он вслепую ощупывает их лица, пытаясь обнаружить зубы, и вчера поставил коронки на подбородок мадам Фительсон. Кстати, старина Моне работает теперь только с очень крупными ртами, а Сера, человек угрюмый и немногословный, без всяких объяснений объявил о том, что будет лечить не больше одного зуба за визит, и так до тех пор, пока не обновит всю полость. В этом чувствуется основательность архитектора, но должен ли так поступать дантист?
Я влюблен. На прошлой неделе ко мне на проф-осмотр пришла Клер Мемлинг. (Я послал ей открытку, извещая, что со времени ее последнего посещения прошло полгода, хотя на самом деле прошло всего четыре дня.) Тео, она сводит меня с ума! Я просто сгораю от желания! Ее прикус! Никогда не видел такого прикуса! Ее челюсти безупречно соответствуют одна другой. Не то что у мадам Иткин, у которой нижняя челюсть выдается на целый дюйм — сущая волчица! Нет! У Клер зубы прямые и ровные. Не зубы, а дар Божий! Правда, она не абсолютное совершенство. Но недостатков в ней ровно столько, сколько нужно, чтобы подчеркнуть ее прелесть. Например, у нее есть щербинка между нижним девятым и одиннадцатым. Десятый она потеряла в отрочестве. Вдруг ни с того ни с сего возникло дупло. Зуб без труда удалили (точнее, он сам вывалился, когда она с кем-то заболталась), а искусственный не поставили. «Разве можно заменить нижний десятый! — сказала она мне. — Это был не зуб, это была судьба». С годами разговоры об утраченном зубе утихли, и, насколько я понимаю, теперь я единственный, с кем она может доверительно побеседовать на эту тему. Ах, Тео, я люблю ее. Глядя сегодня ей в рот, я чувствовал себя робким студентом, роняющим тампоны и зеркала. Потом я обнял ее, показывая, как нужно правильно чистить зубы. До этого моя милая дурочка неподвижно фиксировала щетку во рту и мотала головой из стороны в сторону. В следующий четверг я дам ей подышать веселящим газом и сделаю предложение.
У нас с Гогеном опять произошла стычка, и он отбыл на Таити! Он удалял зуб, и в этот момент я его побеспокоил. Он уперся коленом в грудь Ната Фельдмана, ухватив щипцами его верхний правый моляр. Вполне обычное дело, но тут я как раз имел несчастье войти, чтобы спросить, не попадалась ли ему на глаза моя фетровая шляпа. Щипцы соскользнули, Фельдман воспользовался случаем, сполз с кресла и выскочил из кабинета. Гоген впал в яростное исступление! Он прижал мою голову к рентгеновскому аппарату и держал целых десять минут, так что потом я несколько часов не мог одновременно моргнуть обоими глазами. Теперь я одинок.