Первой из великих йобсеновских женщин пришла к зрителю Хедвиг Молдау — главная героиня пьесы «До гланд», в которой автор вынес язвительный приговор великосветской графомании. Хедвиг известно, что Грегор Норстад использовал нестандартный стройраствор, когда клал крышу курятника. Однажды ночью крыша обрушивается на Клавара Экдаля. Хедвиг узнает, что несчастный ослеп и одновременно облысел, и ее охватывают муки совести. Следует знаменитая финальная сцена.
Хедвиг. Значит… все-таки рухнула.
Доктор Рорлунд (после долгой паузы). Да. Прямо на голову.
Хедвиг (насмешливо). Интересно, что его занесло в курятник?
Доктор. Любил курочек. Нет-нет, не всех, не кур вообще, уверяю вас. Некоторых. (Многозначительно.) Экдаль умел ценить цыпочек.
Хедвиг. А Норстад? Что он сделал, когда… это случилось?
Доктор. Посыпал голову перцем и спрятался в погребе.
Хедвиг (себе). Я никогда не выйду замуж.
Доктор. Вы что-то сказали?
Хедвиг. Хедвиг. Нет, ничего. Идемте, доктор. Пора бы вам простирнуть рубашку. Пора бы всем простирнуть рубашки…
Образ Хедвиг многим обязан родной сестре Йобсена Хильде, властной и неуравновешенной женщине. Она была замужем за вспыльчивым финским мореходом, который в конце концов загарпунил ее. Иобсен боготворил сестру и только благодаря ей избавился от привычки разговаривать со своей тростью.
Вторую из череды великих героинь Йобсен вывел в пьесе «Дикая шутка», возвышенной драме любви и ревности. Мольтвик Дорф, укротитель анчоусов, узнает, что его брат Аовульф получил в наследство деликатную болезнь их отца. Дорф обращается в суд. Он утверждает, что болезнь по праву принадлежит ему, но судья Мандерс берет сторону Аовульфа. Нетта Хольмквист, хорошенькая и самоуверенная актриса, подбивает Дорфа пойти на шантаж: пускай он пригрозит Аовульфу, что сообщит властям, как тот в свое время подделал подпись одного гуся на страховом свидетельстве. Следует четвертая сцена второго действия.
Дорф. Нетта, Нетта! Все кончено. Я проиграл.
Нетта. Так может говорить только ничтожный слабак, неспособный найти в себе мужества…
Дорф. Мужества?
Нетта. Мужества сказать Парсону Сматерсу, что он никогда больше не сумеет ходить нормально и обречен скакать до конца своих дней.
Дорф. Нетта! Нет. Я не могу.
Нетта. Еще бы! Конечно не можешь. Зря я вообще заговорила об этом.
Дорф. Парсон Сматерс доверяет Аовульфу. Было время, он делил с ним последнюю пластинку жвачки. Правда, меня тогда еще не было на свете. Ах, Нетта…
Нетта. Не хнычь. Банк не позволит Аовульфу перезаложить крендель. Тем более он уже съел половину.
Дорф. Нетта, что ты предлагаешь?
Нетта. То, что любая жена сделала бы ради собственного мужа. Надо засолить Аовульфа.
Дорф. Опустить в рассол собственного брата?
Нетта. А что такого? Чем ты ему обязан?
Дорф. Но это слишком жестоко. Послушай, Нетта… А что, если уступить ему нашу наследственную болезнь? В конце концов можно найти компромисс. Скажем, он забирает диагноз, но оставляет мне симптомы?
Нетта. Компромисс? Не смеши меня. Господи, как меня тошнит от твоего мещанства, Мольтвик. Если бы ты знал, как я устала от нашего брака. От твоих вечных идей, твоих привычек, твоих разговоров. От этого плюмажа, который ты надеваешь к обеду.
Дорф. Остановись… Не трогай плюмажа.
Нетта (презрительно). Послушай, Мольтвик. Я хочу тебе кое-что рассказать. Об этом не знает никто, кроме меня и твоей матери. Ты гном, Мольтвик.
Дорф. Что ты сказала??
Нетта. Все в этом доме построено в масштабе один к пятидесяти. Твой настоящий рост — девяносто три сантиметра.
Дорф. Не смей. Не надо. Прекрати, мне плохо. О, снова эти ужасные боли… Скажи, что ты пошутила, Нетта!
Нетта. Нет, Мольтвик.
Дорф. У меня дрожат коленки!
Нетта. Ничтожество.
Дорф. Нетта, Нетта, скорее открой окна!
Нетта. Нет. Сейчас я зашторю их.
Дорф. Свет! Умоляю… Дайте Мольтвику свет!
Для Йобсена Мольтвик был символом прежней, гниющей и умирающей Европы. Напротив, в Нетте воплотилась жестокая, первобытная мощь истории, которой предстояло в ближайшие полвека совершенно переменить облик континента и найти наиболее полное выражение в песнях Мориса Шевалье. В отношениях Нетты и Мольтвика, как в зеркале, отразился брак самого Йобсена с актрисой Сири Брекман, служившей для драматурга неиссякаемым источником вдохновения все восемь часов их совместной жизни. Позже Йобсен был женат еще несколько раз, но уже только на манекенах из универмага.