Ирина знала, что смуглость ей идет, и в молодости тратила много времени и сил, чтобы тело приобрело ровный коричневый оттенок, исключая зону трусиков и лифчика, но непременно «без лямок». А теперь загар у нее крестьянский: лицо, шея да руки… Впрочем, и на том спасибо, могли вообще отпуск дать не летом, а в ноябре. Ирина облокотилась на теплую чугунную решетку и глубокомысленно уставилась на пляску искр по черной воде.
– Ах, Ирочка, на что мы тратим нашу жизнь, – вдруг услышала она. Это председатель суда встал рядом с нею.
Ирина улыбнулась.
– Все крючкотворничаем, роемся в бумагах, а солнышко, вот оно, – Павел Михайлович посмотрел в небо и прищурился, – светит всем, и правым, и виноватым.
На это было что возразить по существу, но не хотелось портить момент казенщиной, поэтому Ирина промолчала, закрыла глаза и подставила лицо солнечным лучам и еле уловимому прохладному ветерку с реки.
Послышался шум и плеск волн о гранитный берег – это приблизился экскурсионный катер. Гид что-то говорил в мегафон, но Ирина улавливала только учительскую интонацию, а слов было не разобрать.
Надо бы свозить детей на эту экскурсию по рекам и каналам, да и она сама ни разу не была, хоть всю жизнь прожила в Ленинграде. На «Метеоре» в Петергоф однажды ездила, но давно, еще в начальной школе. Неприятное воспоминание царапнуло, как звук ножа по стеклу, и вывело Ирину из блаженного умиротворения.
Она открыла глаза и посмотрела вслед катеру. Вся верхняя палуба заполнена детьми, девочки в форменных платьицах с белыми фартуками и бантами, мальчики в синих курточках. По периметру, как часовые, стоят женщины, немного, человек пять. Ирина присмотрелась. Красных галстуков на детях не видно, значит, это начальная школа, ребятишки еще послушные. Пионеров такими хилыми силами в узде не удержишь, тут даже взвод опытных конвойных не даст гарантии.
Так и она когда-то поехала на экскурсию с классом, приуроченную к окончанию учебного года. Мама процедила: «Поступай как знаешь», и выдала пятьдесят копеек на дорогу. Ирина тогда впервые испытала ту полную растерянность, которая вызывает почти физическую боль, когда тебе одновременно и запрещают, и разрешают и ты понятия не имеешь, где тут правда и что тебе делать. На словах одно, а тон, жесты, выражение лица – абсолютно противоположное, чему верить, какое решение принять? Тогда Ирине очень хотелось на экскурсию, и она решила поверить маминым словам и полтинничку. Ведь если бы мама действительно запретила ехать, она не дала бы денег, верно? Оказалось, нет. По возвращении с экскурсии Ирину ждал грандиозный скандал, где ей было сообщено, что она бездушная и черствая девчонка, дрянь неблагодарная и эгоистка, думающая только о своих удовольствиях. Хвостом вертит и знать не хочет, что мать волнуется, не случилось ли с ней там на природе какого несчастья, и вообще на этот день была запланирована генеральная уборка. А кроме того, пятьдесят копеек сумма, конечно, небольшая, но Ира должна была в первую очередь спросить себя, а заслужила ли она, чтобы эти деньги были потрачены именно на ее развлечения? На робкие возражения, что она же разрешила, мама ответила хрестоматийной фразой «сама должна понимать» и что ей очень хотелось убедиться, что ее дочь добрая и разумная девочка, которая заботится о своих близких. Но, увы…
Ирина поморщилась, вспомнив, как болела душа после того скандала. Потом, с годами, она нарастила панцирь, научилась лавировать между интонацией и словом, нести груз несуществующей вины и поняла, что все, что не разрешено, – запрещено, а тогда чуть не задохнулась от сознания собственной мерзости. В общем, дорого ей тогда далась та экскурсия, так дорого, что даже сегодняшний день пришлось за нее заплатить, ведь настроение испортилось окончательно.
Вот так, ловим погожие деньки, радуемся солнцу и проклинаем ненастье, и не считаем, сколько часов проводят наши близкие в отчаянии из-за наших походя брошенных слов…
Ирина развернулась, собираясь уходить, но Павел Михайлович придержал ее за локоть:
– Куда же вы? Постоим.
– Работы много.
– Чтобы хорошо работать, надо хорошо отдохнуть, – председатель наставительно поднял указательный палец, – так давайте полноценно насладимся законным обеденным перерывом.
– Давайте. Но работы все равно много.
– Камень в мой огород?
«Сам должен понимать!» – подумала Ирина и засмеялась. Умение завиноватить передается по женской линии из поколения в поколение, никуда ты от него не денешься.
– Ира, бог свидетель, вы моя любимица, и я изо всех сил стараюсь расписывать вам самые простые дела. Разве моя вина в том, что вы превращаете их в процессы века? – председатель засмеялся. – Но на этот раз не волнуйтесь, действительно простое дело я для вас припас.