Саймон Керник
Без пощады
Моим дочерям, Эми и Рейчел
Часть первая
Суббота
1
Закрой я в тот день заднюю дверь, ни за что бы не услышал, как звонит телефон. Дети в саду не поделили машинку для мыльных пузырей, и пришлось их разнимать, потому что ссора уже принимала угрожающие масштабы. До конца жизни буду гадать, что случилось бы, если б дверь не была открыта или крики детей заглушили звонок…
Стоял облачный майский день, суббота, часы показывали три. Привычный мне мир доживал последние секунды.
Я бросился в дом, в гостиную (по телевизору начинался футбольный матч) и на четвертом звонке поднял трубку. Нисколько бы не удивился, услышав голос моего босса — Уэсли («Зовите меня Уэсом») О’Ши, засранца, который не вылезает из солярия. Неужели ему приспичило обсудить какую-нибудь пустяковую деталь очередной сделки? Он обожал звонить мне по выходным, особенно когда по ящику передавали футбол. Этакий извращенный способ самоутверждения…
Я взглянул на часы. Три ноль одна.
— Слушаю.
— Том, это я, Джек.
И тяжелое дыхание в трубку. На короткий миг я растерялся.
— Какой такой Джек?
— Джек… Джек Келли.
Голос из прошлого… Друг детства, лучший друг. Девять лет назад он был шафером на моей свадьбе. Но мы толком не виделись года четыре, если не больше… Что это с ним? Говорит с трудом, словно через силу.
— А-а, сколько зим, Джек! Как дела?
— Ты должен мне помочь.
Похоже, он либо бежал, либо очень быстро шел. На заднем плане раздавался непонятный шум, я не мог разобрать, что это. Одно точно — Джек был не в помещении.
— То есть?
— Помоги мне… Ты должен… — Он осекся. — О Господи, только не это. Это они!
— Кто они?
— Господи!
Он перешел на крик, и мне пришлось отдернуть трубку от уха. Болельщики в телевизоре взревели: одна из команд пошла в наступление.
— Джек? Что, черт возьми, происходит? Где ты?
Он дышал тяжело и часто, с надрывом, всхлипывая на каждом вздохе. Теперь он явно бежал.
— Да что там с тобой?
Джек истошно завопил, а потом из трубки донеслись звуки борьбы.
— Пожалуйста! Не надо!
Шум продолжался еще несколько мгновений, потом стал приглушеннее. И я снова услышал Джека, только говорил он уже с кем-то другим. Совсем тихо… однако разобрать, что он сказал, труда не составило.
Джек произнес шесть слов. Шесть коротких слов, от которых у меня екнуло сердце и весь мой мир затрещал по швам.
Это были первые две строчки моего адреса.
Джек испустил отчаянный вопль. После этого его, судя по звуку, оттащили от телефона, и я услышал судорожный кашель. Даже мне, всю жизнь сторонившемуся любых проявлений смерти, стало ясно: мой друг умирал.
Потом воцарилась зловещая тишина.
Может, она продлилась секунд десять, скорее — не больше двух. Но пока я стоял с открытым ртом посреди гостиной — пригвожденный к месту, слишком потрясенный, чтобы что-то сказать или сделать, — связь оборвалась.
Две первые строчки моего адреса. Здесь я жил своей самой что ни на есть обычной жизнью с женой и двумя детьми… И всегда чувствовал себя в безопасности.
На миг — только на миг — мне подумалось, что это дурацкая шутка, чей-то жестокий розыгрыш. Мы с Джеком не общались целых четыре года, да и то в последний раз все вышло случайно: встретились на улице, перекинулись парой слов — причем мои детишки, тогда еще совсем малыши, старательно нам мешали своими криками. А по-настоящему — ну, как бывает у старых друзей — мы не болтали лет пять-шесть, может, семь. Наши пути разошлись уже очень давно.
Нет, тут всякие шутки исключались. Такого страха никакой актер не сыграет. Это глубинное чувство, оно идет из самого нутра… Что-то привело Джека в ужас… что-то чудовищное. Если нет никакой ошибки (а я мог чем угодно поклясться, что прав), то я только что слышал его предсмертный вздох. А последними его словами стали две строчки моего адреса.
Кому понадобилось знать, где я живу? Для чего?
Понимаете ли, я самый заурядный человек и выполняю самую заурядную работу: сижу себе в офисе, руковожу четырьмя такими же агентами по продажам (мы торгуем программным обеспечением). Не сказать, что занятие особенно веселое; к тому же, как я уже говорил, мой босс Уэсли — редкостный засранец. Зато у нас нет проблем с оплатой счетов, и мне удается содержать неплохой дом с четырьмя спальнями в одном из пригородов Лондона. Плюс в свои тридцать пять я ни разу не имел неприятностей с законом. У нас с женой всякое бывает — и хорошие полосы, и плохие, иногда еще дети не слушаются, однако в общем и целом мы счастливы. Моя Кэйти читает в университете лекции по экополитике, прекрасно разбирается в своем деле, и все ее любят. Кроме того, она настоящая красотка (хоть и морщится, когда я так говорю). Мы с ней одногодки, вместе уже одиннадцать лет и не имеем никаких секретов друг от друга. Ничего незаконного за нами не числится: платим налоги, в чужие дела не лезем. Короче говоря, мы такие, как все.