Наклонившись к его уху, Болт процедил:
— Вот ты и попался, сынок.
— Ага, — ответил тот с нарочитой небрежностью, хоть и мучился от боли. — Как скажешь.
— Ты арестован по подозрению в похищении детей и попытке убийства, — продолжил Болт стандартной полицейской формулой.
Том Мерон между тем перебрался через изгородь и быстро приближался к ним.
— Назад! — крикнул Болт.
За мужем, немного отставая от него, бежала Кэйти. Казалось, она вот-вот свалится на землю от усталости.
Мерон проигнорировал приказ.
— Где мои дети?! — заорал он, встав на колени перед лежащим человеком и пытаясь сдернуть с него маску. — Урод, где мои дети?! Скажи, или я прикончу тебя!
— Будьте добры, уберите его от меня, — спокойно сказал преступник.
— Мистер Мерон, оставьте его в покое. Позвольте, я сам с ним разберусь.
В каждой черточке лица Мерона чувствовалась глубокая боль. От него электрическими разрядами исходил чистый животный страх, даже волосы стояли дыбом. Болт знал, что на него сейчас не подействуют никакие доводы — да и кто бы стал его винить?
— Его зовут Ленч, он украл моих детей! Нужно их найти! Ну пожалуйста! — С этими словами Мерону удалось наконец сорвать маску с преступника, и он вцепился ему в лицо. — Урод, где мои дети?! Где?! Говори!
Ленч без особого успеха попытался освободиться. Мерон царапал в кровь его бледное рябое лицо, но Болт не стал пока его останавливать.
— Я понятия не имею, о чем это он, — сказал Ленч, стараясь повернуть голову к Болту.
В его мертвенно-зеленых, как оникс, глазах не читалось никаких эмоций. Болту приходилось уже видеть подобные глаза — в десятках камер и комнат для допросов. Это был взгляд убийцы.
— Не забывай, я нахожусь под твоей ответственностью. Если не остановишь его, я обращусь в Независимую комиссию.
Болт отнюдь не горел желанием помогать этому высокомерному ублюдку, который явно знал британские законы со всеми их ограничениями как свои пять пальцев. Но тут подбежала Кэйти Мерон и пнула Ленча под ребра, визжа, что убьет его, если он не заговорит, и инспектор понял, что ситуация начинает выходить из-под контроля.
Он принял решение.
— Том, немедленно уведи Кэйти, — приказал он. Их глаза встретились, и от мужчины к мужчине перешло беззвучное сообщение: так или иначе, но он выяснит то, что им нужно знать. — Уведи ее обратно в дом. Быстро.
— Я знать не знаю их детей! — сказал Ленч.
— Помогите мне, прошу вас! — взмолился Том Мерон.
Болт кивнул. Мерон поднялся с земли и обхватил Кэйти руками, прежде чем та успела нанести еще один удар.
— Какого черта ты делаешь? — закричала она, когда муж потащил ее прочь. — Ведь он один знает! Его нельзя отпускать!
Мерон что-то прошептал ей на ухо, и она перестала сопротивляться. Болт смотрел, как они перелезают через забор.
Ожил телефон, но инспектор никак не прореагировал, и включилась голосовая почта. Сирен пока не было слышно. Прошло чуть больше трех минут с его первого звонка. А если он не станет отвечать на звонки, то еще скорее.
— Ленч, где дети? — спокойно спросил он, еще сильнее заламывая преступнику руку. Тот застонал от боли и попытался вырваться — опять безуспешно.
— Меня с кем-то спутали. Я не знаю, что они такое несут. Отпусти мою руку. Это уже нападение на задержанного.
— Если с детьми что-нибудь случится, то ты не выйдешь из тюрьмы. Понимаешь? До конца жизни будешь пялиться на мир сквозь решетку, и вид за окном никогда не изменится.
Болт продолжал давить на руку, задирая ее под все более опасным углом. Еще чуть-чуть, и сломается.
— Вот теперь я точно привлеку тебя за нападение, — стиснув зубы, прошипел Ленч. — У меня не адвокаты, а ротвейлеры. Они тебе очко порвут. У тебя ведь нет на меня ничего.
Где-то далеко, в долине, послышались звуки сирен. Скоро будут здесь. От силы минуты через две-три.
— Где дети? Говори, а то сломаю руку.
— Сломаешь — можешь попрощаться с пенсией. Тут уж ты не отвертишься.
Несмотря на боль, Ленч даже усмехнулся. Он отлично понимал, что Болт ничего ему не сделает… и что до встречи с адвокатами осталось потерпеть совсем чуть-чуть.
Инспектор навидался подонков на своем веку, закоренелых преступников, настоящих профессионалов. Они довольно умны, обладают крысиной смекалкой и досконально знают слабые места системы. Знают, что самая страшная ошибка — это признать свою вину. Знают, что при желании ловкий адвокат камня на камне не оставит даже от бесспорных доказательств. Знают, сколько процессов окончилось ничем по чисто формальным причинам, потому что судьи следуют лишь букве закона, даже когда это противоречит здравому смыслу. Они знают, что судей можно подкупить или запугать — если тот, кто дает взятки и запугивает, проявит упорство. Знают, наконец, что весы правосудия вернее склонятся к ним. Не глупо ли тогда в чем-то сознаваться?